Магистр
Шрифт:
– Но у твоих нападавших не было клейма на лбу, я бы заметил, – вырвалось у меня.
– Скорее всего, это юноши из бедных семей, у которых нет достойных подношений для саворга. Им наверняка пообещали в награду за мою голову возможность войти в Круг знаний. Быть всю жизнь пастухом или землепашцем – удел женщин и калек.
Вот тебе раз! Действительно, все познается в сравнении. И если где-то ты являешься королем, это совсем не значит, что в другом месте выдержишь конкурс на замещение вакантной должности дворника или ночного сторожа.
Значит, я, по крайней мере, могу претендовать на роль пастуха
– Унг, но у тебя нет клейма на лбу. Как же ты постиг азы того мастерства, которым сейчас владеешь?
– Внимательный ты парень, Серж. Есть и другие способы обучения. Мой отец был великим саворгом, хотя и имел лишь одного ученика – своего сына. Посему умение сражаться было вложено в мои руки очень рано. А вот умение с умом распоряжаться знанием пришло гораздо позже.
В двадцать лет владеть мечом лучше многих учителей – тяжелое испытание. Я просто не мог не продемонстрировать свое умение другим. А где еще можно доказать, чего ты стоишь? Только на кургане Мудрости, где раз в году собираются лучшие из лучших.
Отец не советовал мне ходить на турнир, но горячая голова не вняла голосу мудрости. Только один из двух десятков степенных воинов мог получить высокое звание. И тут появляюсь я, юнец без клейма на лбу, и заявляю право именоваться савором.
– Тебя допустили на турнир?
– Не сразу. Сначала я тупым мечом победил троих претендентов, сражающихся боевым оружием, обеспечив таким образом статус равноправного участника, а затем поодиночке одолел и остальных. Вот так я получил знак савора и двадцать смертельных врагов в придачу. Ослепленный победой, я поспешил вернуться, чтобы обрадовать родителей, и не заметил, что кое-кто из проигравших незримо сопровождал меня до самого дома.
В тот день я впервые сильно повздорил с отцом и, хлопнув дверью, на всю ночь покинул хижину. Лишь ближе к утру начал сознавать: никакие мои достижения не стоят того, чтобы из-за них портить отношения с самыми близкими людьми. К дому я прибежал далеко за полдень, но просить прощения было уже не у кого. Горстка пепла – все, что осталось от хижины и родителей. Слишком большая цена за право считаться мудрейшим, – горько усмехнулся рассказчик, – как нас называют среди воинов.
Унг надолго замолчал, видно восстанавливая события давно минувших дней. Затем, как бы стряхнув с себя внутренние переживания, сказал:
– Спустя годы я часто ловлю себя на мысли: если бы отец вложил свои знания через синяки и ссадины, может, во мне и не было бы этого никому не нужного позерства. Но что сделано, то сделано.
– Твой отец, наверное, был гениальным учителем. Меня, например, пятнадцать лет учат, и, как сегодня выяснилось, впустую. Сколько же времени нужно потратить, чтобы так… – я старался подобрать нужное слово, – научиться держать меч в руках…
– Иногда всей жизни не хватает, а иногда за мгновение.
– Ты еще скажи, что у вас некоторые с мечом в руках на свет появляются.
– Серж, ты оскорбляешь меня недоверием, – жестко произнес савор. – Хочешь мне бросить вызов?
– Я, конечно, по вашим меркам – человек странный, но не идиот же в самом деле.
– Тогда слушай и не перебивай старших. Существует несколько способов без труда обрести мастерство.
В нашем мире иногда находят оружие, изготовленное до Великого
Особого желания играть в угадайку не было, поэтому я высказал самое мрачное предположение, первым пришедшее в голову:
– Отобрать меч и убить воина.
– Точно.
– Унг, а ведь у твоего меча лезвие серое.
– А ты заметил мою усталость после утреннего боя? – усмехнулся Унг.
Везде свои чудеса, чем тебе не меч-кладенец. Хотя сам и не рубит, зато махать не устаешь. Какое ни есть, а подспорье.
– Нет, я бы не хотел иметь такое оружие. Лучше наоборот: соперник только собрался нанести коварный удар, а вместо этого – бац! – и себе по ноге или еще какому-либо важному месту.
– Мечтатель, – насмешливым голосом произнес савор и, поднявшись, предложил двигаться дальше.
Ближе к вечеру набежали свинцовые тучи. Из-за своеобразного спектра солнечных лучей они имели сиреневый оттенок, превращая небосвод в красочное панно. Я долго любовался необычной игрой оттенков, пока не полил обещанный Унгом дождь. Хорошо ему в широкополой шляпе и кожаной одежде! А моя куртка, как, впрочем, и мех шерстяных участников экспедиции, промокла в один миг, существенно снизив комфортность путешествия. К счастью, ливень продолжался недолго, а последующий за ним теплый ветер быстро просушил и дорогу, и одежду. Начинало темнеть.
– Давайте прибавим ходу, – предложил наш проводник, – до ночи хотелось бы добраться до Крингенских лесов.
– Может, легкая пробежка перед сном? – сказал я и тут же заметил движущиеся навстречу фары. – О! А это что?
Рука так и застыла, не успев подняться до горизонтального положения, попытка произнести еще хотя бы одно слово также провалилась, и, что самое удивительное, я был не одинок в этом странном застывании. Единственное, что оставалось подвижным, были глаза, которые наблюдали словно окаменевших Унга, Грифа и Баки. Лерх находился сзади, поэтому его состояние я определить не мог. Зато стали видны создания, принятые мною за фары автомобиля. Ими оказались две огромные змеи, каждая со светящимся шаром на голове.
«Бедный Дербс», – подумал я. Первым на пути у шароголовых оказался Баки. Видеть, как пожирают твоего любимца, и не иметь возможности ему помочь – это жестоко. Огромная пасть уже приближалась к одноухому шушеру, когда мимо меня промелькнула рыжая тень.
Смертельная угроза четвероногого любимца была растоптана лерхом в секунду. Вторую змею ждала более мучительная смерть. После небольшой анестезии головой о землю она была связана в несколько узлов и отброшена в сторону. Стоило погаснуть головному убору ползающего гада, как телу вернулась былая подвижность, правда вместе с разрывающей головной болью. Однако по сравнению с перспективой участия в ужине ползающих шлангов в качестве основного блюда это уже казалось малозначимым. Мы одновременно присели перевести дух.