Магия и смерть
Шрифт:
– Крайне немногие, - согласился лорд Дарси.
– Потому-то я и не упомянул ни разу, что знаю об идентичности коллекции Эдуарда гардеробу графини. Кстати, Ваше Высочество, если хороший целитель, вроде отца Брайта, был осведомлен об этих платьях-дубликатах, он, конечно же, понимал, что у графа сексуальная одержимость собственной сестрой. И он, наверное, догадывался, что все прочие женщины, за которыми гоняется граф, - просто этакие суррогаты, заменители его сестры.
– Да, конечно. И ни одна из них не выдерживала сравнения.
Герцог поставил бокал на
– Я сообщу своему брату королю, что всем сердцем рекомендую ему новую графиню. Разумеется, ни одного слова об этих событиях не будет доверено бумаге. Вы знаете, я знаю, и король тоже должен знать. Но больше - никто.
– Знает еще один человек, - сказал лорд Дарси.
– Кто?
На лице герцога было удивление.
– Отец Брайт.
Удивление сменилось облегчением:
– Естественно. Но ведь он не скажет ей, что мы тоже знаем?
– Думаю, мы вполне можем положиться на благоразумие отца Брайта.
В полумраке исповедальни Элис, графиня д'Эвро, стоя на коленях, вслушивалась в голос отца Брайта:
– Я не буду накладывать на тебя епитимью, дитя мое, так как ты не содеяла греха - в том, что касается смерти твоего брата. А за остальные свои грехи прочитай и выучи наизусть третью главу из "Души и мира" святого Джеймса Хантингтона.
Отец Брайт начал было уже произносить слова отпущения, но графиня прервала его:
– Но я не могу понять одного. Это изображение, это же совсем не я. Я в жизни своей не видела столь поразительно прекрасной девушки. А ведь я такая некрасивая. Я ничего не понимаю.
– Если бы ты присмотрелась получше, дитя мое, ты бы заметила, что лицо сходно с твоим - только оно идеализировано. При переводе субъективной реальности в вещественную форму неизбежно возникают подобные искажения; именно поэтому такие улики и не принимаются судом в качестве реальных вещественных доказательств.
Он помолчал.
– Говоря иными словами, дитя мое: вся красота - в глазах смотрящего.
ДЕЛО ОБ ОПОЗНАНИИ
По рю короля Джона II, в сотне ярдов от набережной Шербура, шли два стражника. В этих местах хранители королевского спокойствия ходили не меньше чем по двое, стараясь при этом все время держать одну руку поближе к висящей на поясе дубинке, а другую - к эфесу шпаги. Обыкновенный обыватель не ходит с оружием, только вот моряки - не совсем простые обыватели. Человек, имеющий в руках лишь дубинку, едва ли устоит перед противником, вооруженным абордажной саблей.
Пронизывающий ветер с Северного моря раздувал полы плащей блюстителей порядка, в желтоватом свете газовых фонарей с калильной сеткой они отбрасывали множественные тени. Тени эти как-то диковато и тревожно двигались при каждом шаге стражников.
Улицы уже почти опустели. Большинство местных жителей сидело сейчас по бистро, где ярко пылавшие в каминах угли могли согреть человека снаружи, а содержимое расставленных на стойках бутылок - изнутри. Девять дней тому назад, в канун Праздника Обрезания Господня, улицы были запружены толпами, но теперь
Один из стражников, который повыше, приостановился и указал куда-то вперед:
– Глянь, Роберт. У старого Жана не горит фонарь.
– Х-м-м. И ведь третий уже раз с Рождества. Не хочется мне вызывать старика в суд.
– Вот и я о том же. Давай просто зайдем к нему и нагоним побольше страху.
– Давай, - охотно согласился низенький стражник.
– Но только пообещаем ему, что в следующий раз вызовем в суд. И слово сдержим, Джек.
Потускневшая вывеска над дверью являла собой грубый деревянный силуэт дельфина, выкрашенный голубой краской. "Голубой дельфин".
Стражник по имени Роберт толчком распахнул дверь и вошел, настороженно оглядываясь. Вроде все тихо. Слева, у конца длинного стола, сидят четверо, а сам старый Жан беседует у стойки бара с пятым. В первый момент все присутствующие подняли глаза на вошедших стражников, но затем сидевшие за столом вернулись к беседе, а пятый уставился в стакан. Трактирщик, заискивающе улыбаясь, подошел к стражникам.
– Вечер добрый, - произнес он, обнажая в улыбке немногие оставшиеся зубы.
– Самую малость, от простуды?
Он прекрасно понимал, что это совсем не визит вежливости.
Роберт уже держал наготове бланк повестки и карандаш.
– Жан, мы же тебя уже дважды предупреждали, - холодно ответил он.
– В законе совершенно ясно сказано, что каждое заведение должно иметь стандартный газовый фонарь и что фонарь этот должен гореть от заката и до восхода. Ты все это прекрасно знаешь.
– Ну, может, ветер...
– неуверенно начал трактирщик.
– Ветер? А вот я пойду сейчас вместе с тобой, и мы посмотрим, не закрыл ли случаем этот ветер газовый кран. Ну как, пойдем?
Старый Жан судорожно сглотнул:
– Наверное, я забыл. Последнее время моя память...
– Возможно, твоя память станет получше, если ты расскажешь о ней милорду маркизу в ближайший присутственный день.
– Нет, нет! Ради Бога, господин стражник! Штраф меня разорит!
Стражник повел карандашом, словно собирался заполнить повестку:
– Я укажу, пожалуй, что это нарушение - первое. Тогда штраф будет вполовину меньше.
Старый Жан даже зажмурился от ужаса и безнадежности.
– Ради Бога, господин стражник. Такое никогда не повторится. Просто я так привык, что рядом есть Поль, - он же делал все, всю тяжелую работу. Теперь мне совсем никто не помогает.
– Поль Сарто уже две недели как исчез, - ответил Роберт.
– Эту отговорку я слышу третий раз.
– Господин стражник, - проникновенным голосом сказал старик, - я больше никогда не забуду. Обещаю.
– Ладно, - Роберт закрыл свою книжечку.
– Так ты даешь слово? Тогда и я даю тебе слово, что в следующий раз и слушать не стану твои оправдания. Я вызову тебя в суд безо всяких разговоров. Ясно тебе?