Магия обреченных
Шрифт:
– Тебе, верно, здорово досталось, душа моя? Потерпи меня еще немного, а потом будешь отдыхать сколько пожелаешь. Но сначала позволь мне послать в Архив за тем юношей-мемориком. Я хочу, чтобы мы еще раз послушали легенду.
Чего Алмели совершенно не хотелось, так это слушать легенду. Но она понимала, что в случае ее отказа подавленное раздражение Кармала может вырваться наружу, и не решилась испытывать терпение владыки.
– Хорошо, повелитель.
Кармал вызвал слугу и отослал его с поручением в дальнее крыло дворца, где обитали сгорны с Даром памяти, в просторечии именуемые мемориками. Меморик с Даром средней силы способен с первого раза запомнить и дословно воспроизвести любую речь продолжительностью
В ожидании меморика Кармал наконец-то догадался спросить возлюбленную, как прошла и насколько успешной была ее поездка. Алмель с воодушевлением начала рассказ, но не дошла и до середины, прерванная появлением худосочного и сутулого сгорнийского юноши. Войдя, сгорн упал на колени и ткнулся лбом в ковер на полу.
– Ты звал меня, повелитель?
– Да. Мы хотели бы снова услышать легенду о Белой деве.
Еще раз коснувшись лбом ковра, юноша выпрямил спину, вперил взгляд в пространство и затянул заунывно:
– «Случилось сие за три дюжины лет до того, как доблестный Мюниг объединил под своею властию две с лишком дюжины самоуправных баронов и сделался первым владыкой всех нагорнов. У южных пределов земли нашей владычествовал во время оно юный барон Бардис. Родитель его, благородный Урлиг, почил от хвори утробной, не достигши лет преклонных и оставив править пределом сына, по младолетству весьма буйного нрава. Бардис, будучи силен в брани и облечен могуществом немалым, взалкал могущества большего. А равно золота взалкал и славы бранной, потому как нечестив был и страха не ведал, лишившись рано родителя. Много беззаконий совершил он на земле, под его властию стенающей, от воя вдов и сирот содрогающейся. Умерщвлял, насилие учинял да разбоем не гнушался.
И было в его землях торжище знатное, куда стекались по осени караваны торговые со всех окрестных пределов. И с гор поднебесных, и со всех земель плоскогорных, и с низин, населенных народом чуждым, на неведомом языке изъясняющем. И надобно сказать, что караваны оные, с низин приходящие, боле всех прочих богатством товара славились, потому как везли плоды неведомые смака необычайного, и зерно невиданное, нигде боле не произрастающее, и масла ароматнейшие, и ткани бесценные тканья тончайшего, и кубки и блюда красоты дивной, и семена пахучие, вкус пищи волшебно меняющие. А вели те караваны человеки, хоть росту исполинского, да в кости узкие и на вид вовсе не воины.
И замыслил Бардис в надмении своем дело темное, нечестивое. Возжелал он напасть на караван низинный и исторгнуть душу из караванщиков ради товара их драгоценного. Собрал рать юнцов столь же окаянных и двинул ее на купцов невинных. Завязалась сеча кровавая, и полегли караванщики от мечей лиходейских. А последний из долинников, со коня своего падая, возопил криком страшным, душу пронзающим: «Асуна, Альбуци! Асуна!»
И в тот же миг по земле прошел смерч огненный, и вышла из него дева статная в полторы сажени росту. Власы ее белее снега вершин горных, глаза – прозрачнее чистейшей воды родниковой. Нос – тонкий, горбатый, с крыльями фигурными, губы – длинные, рисунка причудливого. А одежды белые, в серебро отливающие, сверкали что молнии небесные. И разошелся окрест девы мрак,
А дева белая воздела длани к выси небесной, и дрогнула земля окрестная, потекши, что воск плавленный, и засыпала навечно тропу, что вела в пределы низинные. В тот же миг померкло солнце красное, и сгустилась мгла непроглядная. А как рассеялась та тьма неурочная, исчезла без следа дева белая».
Часть вторая
Глава 12
– Бабушка, а какой значок рисуют для кудрявника?
– Трезубец с гнутыми наружу концами, детка.
– А для пустотела?
– Полую стрелку.
Через минуту:
– Ба, а почему никто, кроме ведуний, не пользуется значками?
– Потому что их придумали ведуньи, а люди по темноте своей боятся, что в значках, точнее в письменах, заключена злая сила. Люди боятся всего, что связано с ведуньями.
– И сгорны боятся?
– Нет, детка, сгорны не боятся. Но сгорнам, я думаю, письмена ни к чему. У них есть меморики, которые все помнят, и лорды, которые могут магически связаться с любым человеком и сказать ему все, что нужно.
– А вестницы разве не могут?
– Вестницы могут мысленно позвать друг друга и передать несложное сообщение. Несложное – потому что обмениваются не словами, а образами, которые не всегда легко разгадать. Для сообщений подробных, точных, им приходится вычерчивать на тряпице письмена и посылать друг другу жданок.
– А откуда жданки знают, куда им лететь?
– Ума не приложу. Спроси у Алмели.
Лана со стоном разогнулась над грядкой с горицветом, потерла поясницу.
– Устала я что-то, детка, пойду заварю чай из бодреца. Закончишь эту грядку одна?
– Конечно, закончу, ба. И еще две прополю. А почему у жучков шесть лапок, а у человека только четыре?
– У человека нет лапок, горе мое! – простонала Лана и торопливо засеменила к дому, пока Хайна не успела озадачить ее новым вопросом.
Ох, и неугомонная девица досталась ей во внучки! Уж двенадцатый годок пошел, а вопросы все сыплются из нее, как горох из худого мешка. И всюду-то ей надо свой носишко сунуть, и все-то разглядеть, потрогать, на зуб попробовать. За ней, как за дитем малым, вечный догляд нужен: не навредила бы себе, руки-ноги бы не переломала, порченого не съела бы, отравы какой не лизнула. А где силы возьмешь, чтобы глаз с бесенка не спускать, да на все вопросы отвечать, да травы собирать, да отвары с настоями заговаривать, да недужных целить, да по хозяйству хлопотать? Эх, старость не радость!
Правда, по хозяйству да с травами Хайна помогает. И здорово, надо признать, помогает – половина дел на ней хозяйственных, не меньше. И травы путать почти перестала: все реже и реже Лана в ее пучках лишнее находит, скоро можно будет и вовсе не проверять. А вот в целительских делах Хайна ведунье не помощница. Нет у нее Дара, что тут попишешь!
Лана вздохнула. Ну, не беда. Им и так неплохо живется. Девочка крепенькая, здоровая. А ведь еще два года назад ведунья боялась, что Хайна вообще не жилец. Такая бледненькая, худая до прозрачности, кашляла так, что сердце разрывалось! Что ни луна, то четверть или две ее лихорадило. А главное – никак Лана не могла эту хворь распознать. Не знала, чем лечить, какие заклинания читать. И наугад не решалась, боялась в неведении повредить ребенку. Только и давала, что укрепляющие отвары, да молоком козьим отпаивала. Ничего, выходила девоньку. Вон какая шустрая да резвая – как расшалится, никакого сладу. А что Дара нет, так это не страшно.