Магия театра (сборник)
Шрифт:
— Забавно наблюдать за вами, — полковник позволил себе ухмыльнуться. — Трудитесь, как пчелка… и напрасно, Банов. С компьютерами фирмы работают специалисты. Сотрудники не станут вас прикрывать — это отнюдь не молодогвардейцы, а всего лишь три перепуганные бабы. Вы видели оперативные съемки — никакое подсознание не заставит Грошеву цитировать книгу, которой она не читала!
Калибан уже открыл рот, чтобы сказать: «Откуда мы знаем, что читала и что не читала Грошева, подсознание может выдать слышанное мельком, но запавшее глубоко в душу…»
—
Глаза полковника сузились:
— Николай Антонович. Вы крепко влипли. Рассказать вам вашу будущую судьбу? Или пощадить нервы артиста, не рассказывать?
— Какой там я артист, — пробормотал Калибан. — Я бывший… когда-то был… а, простите, что именно мне вменяется в вину?
Полковник засопел. Ноздри его опасно раздувались; Калибан смотрел ему в глаза ясным взором князя Мышкина.
— У вас есть медицинское образование? — отрывисто спросил полковник.
— Нету. Но у меня есть сертификат народного университета нетрадиционной медицины.
— И знаете, куда вам можно засунуть этот сертификат?
— А вы знаете, сколько людей работают с таким сертификатом? Экстрасенсы, шептуны, переориентировщики сознания… заряжают воду, пиво, учат пить мочу, медитировать, летать во сне…
— Хватит! — крепкий кулак грянул по столешнице. Подпрыгнул письменный прибор; подпрыгнули аудиоколонки, клавиатура и стопка дисков — все, что осталось на месте изъятого компьютера.
— Кстати, а зачем изъяли монитор? — отрешенно спросил Калибан.
Глаза полковника, переместившие фокус с бровей собеседника на его глаза, налились кровью. Калибан потупился:
— Я не сделал ничего плохого. Я частный предприниматель. Специально закончил бухгалтерские курсы… И заплатил за них, между прочим, из своего кармана. У меня в порядке документы. Я плачу налоги. Если кто-то из клиентов подает жалобу — пожалуйста, мы готовы рассмотреть. То есть, конечно, вы можете разорить нашу фирму и разогнать сотрудников, а меня посадить. Но я не понимаю — зачем? Вы ведь серьезный человек… что вам за радость от погибели бедного гипнотизера?
— Где вы хотите ночевать — в камере или дома? — устало спросил полковник.
— Дома, — признался Калибан. — Я очень устал. Это, на самом деле, тяжелая работа — заставить клиента на пару часов стать лучше, чем он есть. Увереннее, умнее… решительнее… А потом они ничего не помнят. Это оговаривается в условиях — сознание клиента не участвует в операции, за исключением нескольких зон, актуальных для поставленной задачи. Сторожевые посты, так сказать. В договоре есть специальные пункты, защищающие интересы клиента. Например, полный запрет на проведение денежных операций. Запрет на интимный контакт с кем бы то ни было, хоть с родной женой. И конечно — исключены противоправные действия. Подсознание в этом смысле очень консервативно: человек под гипнозом не пойдет на преступление… если, конечно, он не законченный уголовник. То есть если бы вам, к примеру, надо было, чтобы загипнотизированный А пошел
— Тем не менее, — полковник ласково прищурился, — в принципе это возможно? Снарядить клиента на террористический акт, например? Внушить ему, чтобы он пошел туда-то и туда-то и в бессознательном состоянии дернул за веревочку на куртке? Или чужую сумку перенес?
— Нет! — Калибан молитвенно сложил руки. — Запишите мои слова: нет, нет и нет! Здоровая человеческая психика воспротивится…
— А больная человеческая психика? А если подключить химию? Вас послушать — так прямо лунатики по городу ходят и делают все, что вы им прикажете…
Калибан понял, что пропал навеки. До сих пор казалось — вывернется. А теперь вода сомкнулась над головой, и омут на этот раз не выпустит.
— У вас есть список наших клиентов, — сказал он, стараясь не выказывать затопившую его слабость. — Ни один из них…
— Официальных клиентов. Может, были еще и левые?
— Не было! Вы ничего не докажете, потому что их не было. Их не может быть, — Калибан тяжело дышал, — потому что технология неприменима… к психически больным, к наркоманам, и…
— Не трепыхайтесь, — полковник смотрел с преувеличенным сочувствием. — Одно дело — если во всех операциях действовали вы. Тогда вы говорите с чистым сердцем: не склонен, не привлекался, не употребляю, и я вам верю… Кстати, чисто теоретически: если ваш клиент погибнет, вы останетесь в живых?
— Клиент не может погибнуть. Они под гипнозом особенно осторожны… если надо перейти дорогу, или там за рулем…
— Вы понимаете, о чем я. Если клиент выполняет рискованное задание и гибнет — оператор, то есть вы, остаетесь в живых?
— А как я могу погибнуть? — Калибан из последних сил изобразил удивление. — Я лежу в кресле… а он…
— Ладно. А если ваш клиент — в коме? Можно его поднять?
— Я не понимаю…
— Все вы понимаете! Если, к примеру, свидетеля взорвали и он лежит в коме — можете вы его поднять? Чтобы показать, кому надо… Можете?
— Нет, — Калибан чувствовал, что его мужество скоро кончится. — Если он в коме, у него поражены важнейшие… как я буду его гипнотизировать, если он в коме?!
Полковник демонстративно посмотрел на часы.
— Значит, вы по-прежнему утверждаете, что человек, который встает с вашего кресла и идет решать свои проблемы, — что этот человек находится под гипнозом?
— В какой-то мере да, хотя и не совсем так. Понимаете, я всего лишь помогаю клиенту осознать себя, актуализирую его возможности…
— Тогда почему, черт побери, он не помнит свою жену, ваш клиент?
— Потому что он помнит только то, что важно в данной ситуации, — Калибан чувствовал, что вот-вот расклеится. — Смирнов шел отбирать аванс, при чем тут его жена…