Магия в крови
Шрифт:
Жиото скинул с плеча котомку.
— Деньгу вам... — пробормотал он, нащупывая на ремне оружие.
Со стороны паласа ветер донес приглушенный крик.
— Что это там... — слабым голосом произнесла Хлоя.
— Деньгу... — Дук Жиото замахнулся и тупым концом посоха ударил ее по голове — раз, второй, третий.
Глава 9
Он догола раздел свою жертву, уложил на спину посреди дощатого треугольника, раздвинул руки. Глаза Хлои оставались закрыты, из ссадины на лбу текла кровь. Делать все надо было очень быстро, женщина могла в любое мгновение очнуться, да и в паласе неизвестно что происходит.
В тусклом свете буквы из книги Песко
Женщина тихо застонала и шевельнула рукой. Дук схватил посох, с размаху ударил ее тупым концом в висок. Только бы не убить! В книге сказано, что для ритуала необходим живой человек, желательно в ясном сознании и добром здравии. Конечно, он станет сопротивляться, — потому жертву следует обездвижить, приковав за руки, ноги и шею к широкому столу, но у Дука не было ни времени, ни возможности проделывать все это.
Хлоя затихла. Кончиком клинка он сделал семь надрезов — на ее запястьях, плечах, над коленями и на животе под «глазом». Взял щепки.
Темнело быстро, дневной свет истлевал, чердак затянула патина густых теней. Семь щепок торчали из разрезов в коже, от них стекали струйки крови.
Жиото схватил другую бутылку, наклонил и медленно повел рукой от шеи к животу, оставляя линию капель. Каждый раз, когда жидкость попадала на кожу, раздавалось еле слышное шипение, поднимался дымок, а затем это место начинало светиться блеклым синеватым цветом. По мере того как рука Дука двигалась, Хлоя дышала все громче, полные груди вздымались — и когда последняя капля попала в центр нарисованного глаза, она выгнулась, что-то хрипло вскрикнула, словно охваченная любовной страстью. Широко раздвинула согнутые ноги и тут же резко свела их вместе, стукнув коленями друг о друга. Приподнялась. Жиото уже был наготове: взяв заранее открытую банку, ухватил жертву за голову и прижал затылок к своим коленям. Подсунув ладонь под мягкий округлый подбородок, вдавил скрюченные пальцы между челюстями, разжал их и вылил в приоткрывшийся рот всю горную манну, что была в банке. Порыв ветра сыпанул в окно снегом, мокрые крупные снежинки опустились на обнаженное тело и пол вокруг. Хлоя дернулась и затихла. Отшвырнув пустую банку, Дук привстал. Затылок женщины ударился о пол.
В воцарившейся тишине лишь шелестел, падая сквозь прорехи, снег. Хлоя вдруг закричала, глаза ее распахнулись — в них были разом мука и наслаждение, ужас и безумное, нечеловеческое счастье — и тут кончики семи вонзенных в кожу щепок засветились зелеными огоньками. По всему телу проступил пот, бисеринки его мерцали крошечными тусклыми огоньками. В темноте Дук повел ладонью вдоль пола, нашел горку древесной трухи, сгреб ее и взмахнул руками, обсыпав лежащее тело. Труха зашипела, зеленые огоньки почти погасли и разгорелись вновь, начали беспорядочно двигаться, словно муравьи, — все быстрее и быстрее, сталкиваясь, сливаясь в обширные пятна и разбегаясь. На животе они образовали светящийся зеленым круг, в
Ветер посвистывал над башней, задувал внутрь; снег сыпался за шиворот Дука, но ему было жарко. Отерев дрожащей рукой пот со лба, он нашел кувшинчик с «травяной кровью», откупорил и поднес ко рту. Ритуал завершен, осталось дождаться результата, который должен вот-вот проявиться. Прикрыв глаза, Жиото хлебнул. Он еще успел услышать звук, донесшийся от Хлои, — подобное не мог издать человек, это напоминало хруст и поскрипывание древесных ветвей, шелест листьев на сильном ветру, — а затем...
Видение было ужасающим. Дук, никогда не отличавшийся живым воображением — скорее полным отсутствием всякого воображения, — заорал, мотая головой. Он снова был в башне, сидел, поджав ноги, и вокруг падал снег. Но яркая, жгучая картина того, что он видел мгновение назад, все еще стояла перед глазами, медленно тая, растворяясь во тьме башни. И он не просто видел — он находился там!
Дук провел ладонями по волосам, вытряхивая сухой колючий песок, тот, что заполнял третий мир, в который его отправила «травяная кровь». Каждое следующее пространство Жиото видел все отчетливее, погружался в него все глубже. Он отряхнул плечи, с мучительным усилием воли пытаясь вернуть сознание к происходящему в башне, изгнать из памяти ярко-желтую пустыню и жутких существ, медленно выползающих из песка...
Подхватив посох, он вскочил и попятился. Испускающее тусклое болотное свечение тело на полу двигалось, меняя очертания. Вот рука, похожая теперь на толстое бревно с проросшими на одном конце кривыми пальцами-сучьями, шевельнулась. Вот ноги, хрустя, согнулись, ступни уперлись в пол, шевелясь и поскрипывая. Конечности покрывала зеленая корка в бугорках и трещинах, напоминающая замшелую кору. Тело росло, набухало, кора потрескивала, растягивалась, иногда лопалась, выплескивая вялые фонтанчики пенистой субстанции. Светящиеся тонкие линии, составляющие круг и треугольник, исчезли, затерялись в изгибах трещин, но глаз с изумрудным зрачком ясно проступал на животе.
Дук переложил содержимое котомки в мешок, повесил его на грудь, прицепил к поясу кольцо с ключами и ступил на бревно. Сделав несколько шагов, оглянулся. Белесые полотнища проявились сквозь окружающее, мутное свечение клубилось под крышей башни. Он увидел, как пальцы на ногах мракобестии удлиняются, извиваясь, концы их впиваются в доски, пробуравливают их, будто корни, прорастающие сквозь землю, как разрастается, меняя очертания, тело. Жиото спрыгнул с бревна, повис, ухватившись руками, качнулся и перелетел на верхний клин.
Тот сломался. Дук полетел вниз, попытался вцепиться за следующий клин, не смог и рухнул на остов лестницы. Доски проломились, и он оказался лежащим среди обломков. В обычной ситуации подобное падение оглушило бы его. Сейчас Дук ощущал прикосновения деревянных обломков к своей коже, то, как ударился спиной, как острый скол доски вонзился в ляжку, — но боли не было. Он скатился на пол, вскочил. Вверху затрещал пол, хрустнули бревна. Жиото бросился вниз по каменной лестнице.
В сплошной пелене снега возникли очертания кухни. Ветер, подвывая, закручивал над землей смерчи, в волосах Дука таяли снежинки, ледяные капли стекали по лицу и шее, но холода он не чувствовал — было жарко, кожа горела. Он нашел на столе плащ, надел и вывалился из дверей, затягивая шнурки. Сердце колотилось ровно и очень быстро: тук-тук-тук-тук, — билось в грудь, словно дятел стучал клювом по дереву.