Магия восстает
Шрифт:
Хью пожал плечами.
— Он двигался медленнее, чем я помню.
— Слишком много лет вдали от Роланда. — Без регулярного влияния магии моего отца омоложение Ворона замедлилось.
— Возможно. Я поймал его на диагональном ударе в живот. Паршивая рана. Он должен был тут же умереть, но он держался.
— Ворон был крепким. — Давай же, Хью. Покажи мне свои карты. Что плохого может произойти?
— Я занес его в дом, положил на кровать, затем сел рядом и попытался вылечить его. Исцеление не действовало. Все же я думал, что смогу восстановить его. Он
Вот это Ворон. Даже умирая, он умудрился отнять победу у Хью.
— Он умер через полчаса. Я ждал в доме два дня, и только потом ушел.
— Почему ты не похоронил его?
— Даже не знаю, — ответил Хью. — Наверно мне следовало это сделать, но я не был уверен, есть ли у него кто-то близкий. Если есть, они заслуживали знать, как он умер. Все не должно было так закончиться. Я не хотел, чтобы все так закончилось.
Никто из нас не хотел. Хью считал, что его предали. Он наверняка представлял, как найдет мужчину, который вырастил его, и получит ответы на все свои вопросы. Думал, что их сражение будет битвой не на жизнь, а на смерть между равными. Вместо этого он нашел упрямого старика, который отказался говорить с ним. Это оказалась пустая, горькая победа, которая разъедала его изнутри десять лет. Он заслужил каждый миг.
Ворон был богом моего детства. Он защищал меня, обучал, и из любого жилья создавал для меня дом. Не важно, в какой дыре мы могли с ним оказаться, я никогда не волновалась, ведь он всегда был рядом. Он заменил мне и отца, и мать. Уже позже я узнала, что он скорее всего не любил меня той безоговорочной любовью, в которой нуждаются все дети, но решила, что это не имеет значения.
Сейчас я стояла, смотрела на Золотое Руно, и чувствовала тот незабываемый, жестокий запах смерти десятилетней давности. Он поразил меня тогда с самого порога, и я тут же поняла, что Ворон мертв. Я стояла в дверном проеме, грязная, голодная, с ножом в руке, пока мой мир рушился вокруг меня. Тогда, впервые в жизни, я испугалась. Одинокая, напуганная, беззащитная. Я боялась двинуться с места, боялась вздохнуть, потому что с каждым вдохом я чувствовала смерть Ворона. Именно тогда я поняла: смерть — это навсегда. Человек, преподавший мне этот урок, сидел сейчас в двадцати футах от меня.
Я тихо заглушила в себе эту мысль вместо того, чтобы вытащить меч.
— Где тогда была ты? — спросил Хью.
Я старалась, чтобы мои воспоминания никак не отразились на моем голосе.
— В лесу. Он забросил меня в глушь за три дня до этого.
— Только фляжка и нож? — спросил Хью.
— Хм-мм. — Только фляжка и нож. Ворон вывозил меня в глухой лес, давал флягу воды и нож, и ждал, когда я найду дорогу к дому. Иногда дорога занимала несколько дней, иногда даже недели, но я всегда выживала.
— Он однажды бросил меня в пустыне в Неваде, — сказал Хью. — Я расходовал воду, будто золото, а потом ночью произошел потоп. Меня смыло с холма в овраг, и я почти утонул. Фляга спасла мне жизнь — там оказалось достаточно воздуха, чтобы я смог вздохнуть, оказавшись под водой. Когда я выполз из этой пустыни полуживой, он посмотрел на меня и сказал: «Следуй за мной». Затем ублюдок сел в свой грузовик и уехал. Мне пришлось бежать за
Знакомое чувство. Я сама замышляла убить Ворона, но при этом любила его. Пока он был жив, мир крутился вокруг своей оси, не выходя из-под контроля, а потом он умер, и все рухнуло. Интересно, любил ли его Хью в какой-то своей манере? Наверное, любил. Только любовь может вызвать подобное разочарование. Но все это не объясняло, почему он вдруг решил поделиться воспоминаниями.
— Я нашла его тело.
— Сожалею, — ответил Хью. Либо он прекрасный актер, либо он искренне сожалел об этом. Возможно, и то, и другое.
Пошло все к черту.
— Да, уж, следовало бы. Ты лишил меня детства.
— И что это было за детство?
— Какая разница? У меня было только оно, и единственный отец, которого я знала.
Хью потер лицо руками. Ворон и для него был единственным отцом, и он оставил Хью, чтобы спасти меня и мою мать. Полагаю, в каком-то смысле мы квиты.
— Он когда-нибудь говорил тебе почему? — спросил Хью.
— Что почему?
— Человек, которого я знал, имел стальной стержень. Он бы никогда не предал человека, которого поклялся защищать. Ворон, которого я знал, не стал бы красть жену и ребенка у своего хозяина и пускаться в бега. Он не был предателем.
— Ты действительно не знаешь?
— Нет.
Он наверняка лжет. Роланд бы рассказал ему.
— Почему ты не спросишь у него?
— Потому что это причиняет Роланду боль.
Давайте потычем палочкой в осиное гнездо и посмотрим, что оттуда вылетит.
— Боишься, что твой начальник и командир разозлится на тебя?
Хью слегка подался вперед.
— Нет. Просто не хочу причинять ему больше боли.
Это тоже звучало искренне, или он играет со мной? Ну, хорошо. Давай поиграем, Хью.
Я подошла и села на трон поменьше так, чтобы моя спина опиралась на подлокотник.
— Что ты знаешь про магию моей матери?
— Не много, — ответил Хью. — Роланд вел себя непредсказуемо во всем, что касалось Калины. Мы все старались держать дистанцию.
Забавно, что он продолжает называть моего отца Роланд. Он знает его настоящее имя, но не уверен, что я тоже знаю, поэтому осторожничает.
— Она была очень могущественной колдуньей в классическом смысле слова и обладала чарами любви и внушения. Если она хотела, чтобы ты любил ее, так и происходило. Тогда ты был бы готов на все, чтобы сделать ее счастливой. Думаю, Роланд обладал иммунитетом к ее магии, что наверняка делало его по-настоящему особенным для нее.
Хью нахмурился.
— То есть, ты говоришь, что…
— Я разговаривала с людьми, которые знали их обоих. Если дословно, то: «Она зачаровала его. У нее было достаточно времени, чтобы сделать это, и она хорошенько его обработала, да так, что он оставил Роланда ради нее».
Хью уставился на меня. Теперь он наверняка гадал, обладаю ли я силой своей матери и могу ли поджарить его мозги так же, как она Ворона. Теперь мы оба выведены из равновесия. Вот так. В эту игру могут играть двое.