Магнат
Шрифт:
— Перчатки — это твоя вторая кожа, — назидательно сказал он, заставляя меня их примерить. — Они должны сидеть так, чтобы ты их не чувствовал. В приличном обществе мужчина не подает даме голую руку. Никогда! Запомни: как бы ни было жарко на улице — ты всегда в перчатках. Снимаешь только одну, правую, когда входишь в дом или пожимаешь руку равному. А левая… левая пусть остается на своем месте. Это признак хорошего тона.
Но главным пунктом программы оказались часы. Изя привел меня в небольшую, заставленную тикающими и звенящими механизмами лавку на Никольской. Ее хозяин, маленький, сухой
— Моня, здравствуй, дорогой! — провозгласил мой приятель, врываясь внутрь. — Мне надо, чтобы ты нашел для этого господина не часы, а время! Самое точное и самое дорогое время в Москве!
Моисей Соломонович окинул меня цепким взглядом через свою лупу.
— Время — товар дорогой, Зосим. Особенно когда его мало. Что господин ищет?
Вопрос, признаться, немного поставил меня в тупик. Сам я последние свои годы в 21 веке не носил часы, определяя время по мобильнику. Зато шеф, большой любитель всяких атмосферных аксессуаров, носил вроде бы швейцарские, «Вашерон Константей».
— Ну, наверно, какие-нибудь швейцарские! — небрежно произнес я.
Моисей Соломонович, услышав это, картинно всплеснул руками.
— Я вас умоляю! Не смешите мои седые волосы! Какая Швейцария? Это для студентов и приезжих купчиков, которые хотят пустить пыль в глаза! Швейцарцы всем известные бракоделы! Да, они таки научились делать красивые корпуса, я не спорю. Но внутри дешевый механизм, который через год начнет врать как сивый мерин. Это не часы, это бижутерия! Настоящие часы, молодой господин, — это Англия. Или, если вы цените надежность превыше всего, Саксония. Вот, взгляните!
Часовщик извлек из бархатного ложа тяжелые золотые часы с массивной крышкой.
— Английский «Арнольд». Первоклассный хронометр, такие поставляют на флот ее величества. Они не боятся ни качки, ни жары, ни холода. Это не просто часы, это заявление, что их владелец ценит точность и надежность превыше дешевого блеска!
— А вот, — он достал другие, более изящные, с открытым циферблатом, на котором виднелись синие вороненые винтики, — «Ланге» из Дрездена. Немецкая работа. Каждый винтик отполирован вручную. Порядок и аккуратность!
Я выбрал английский хронометр. Он был тяжел, надежен и абсолютно лишен всякого показного блеска. Он был похож на меня самого — функциональный механизм в сдержанном корпусе.
— Моня, и расскажи этому господину, как правильно пользоваться этой игрушкой, — попросил под конец Шнеерсон, — а то мы, знаешь ли, последние пару лет больше общались с медведями, чем с аристократами!
— Со всем нашим удовольствием! — охотно откликнулся Моисей Соломонович. — Итак, господа: часы носят на цепочке, и не просто так, а в специальном кармашке жилета. Доставать их надо не каждую минуту, чтобы посмотреть, не пора ли обедать: это моветон. Нет, господа: часы достают неспешно, как бы между прочим, открывают крышку щелчком большого пальца… вот так… и смотрят на время с таким видом, будто от этого зависит судьба Европы.
И Моня продемонстрировал, как это примерно выглядит.
— Цепочка тоже важна, — продолжил он. — Крупное, массивное
Выйдя из лавки, я чувствовал себя так, словно прошел интенсивный курс по выживанию в высшем свете. Цилиндр, перчатки, часы… Но, увы, здесь это не просто аксессуары, это пароль, система опознавания «свой-чужой», и чтобы сойти за «своего», нужно было сначала в совершенстве овладеть этими бессмысленными, на первый взгляд, ритуалами.
Утром следующего дня мальчик-коридорный подал на подносе телеграмму. Короткий, отпечатанный на узкой ленте текст был сух и деловит, как выстрел:
«ВЫЕХАЛ ТЧК БУДУ ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ТЧК КОКОРЕВ».
Я отпустил мальчика, бросив ему медный пятак, и остался один на один с этой бумажной полоской. Итак, Кокорев, Левиафан московского купечества, финансовая глыба, которую я собирался сдвинуть с места и направить в нужное мне русло, завтра будет здесь.
Я отошел к окну и посмотрел на утреннюю суету московской улицы. Пока мой новый сюртук обретал форму в руках старого Левы, а Изя продолжал шлифовать мой образ столичного денди, я должен был подготовить главное — наживку для большой рыбы.
Разговор с Кокоревым предстоял не из легких. Этот человек — опытный коммерсант, выросший в жесткой конкурентной среде винных откупов, где обман и сила были главными аргументами. Уверен, он за версту чуял прожектерство и фальшь. Прийти к нему и с порога вывалить грандиозный план по освоению Сибири с паровыми драгами и гидродобычей — это все равно что пытаться продать ему акции компании по добыче сыра на Луне. Он выслушает, вежливо улыбнется в свою окладистую бороду и выставит за дверь, как очередного городского сумасшедшего.
Нет, с такими людьми действовать нужно иначе. Не штурмом, а осадой. Не напором, а тонкой игрой на его интересах. Ему нужны не красивые слова, а реальная, осязаемая выгода. И начинать нужно не с далекого Бодайбо, а с чего-то близкого, понятного и, главное, прибыльного здесь и сейчас.
Я прокручивал в голове наш петербургский разговор. Он был зол на ГОРЖД, искал, куда вложить капиталы. Это хорошо, но рассказывать про поджог моста я ему, конечно, не буду. Все-таки Кокорев до сих пор акционер ГОРЖД, и третьего дня на Клязьме сгорели и его деньги тоже. Вот когда сенатор Глебов выявит нарушения — а он их, разумеется, выявит, — тогда будет что ему предъявить, а пока… пока у нас только подозрения.
И как же мне с ним подружиться, на чем построить разговор? Такую дичь важно не спугнуть!
И тут меня осенило. Да он же откупщик! Да, винным откупам, как поговаривают, осталось жить от силы полгода, но пока еще Кокорев в деле. А ведь я знаю, что может стать тем мостиком для начала нашего дела.
Глава 2
Глава 2
Спустя два дня, когда я еще пил утренний чай, в дверь моего номера в гостинице постучали. На пороге стоял улыбчивый, шустренький черноглазый мальчишка лет десяти, в картузе, сдвинутом набекрень.