Магнолии, девушка, солнце…
Шрифт:
Это очень облегчило жизнь Марусе. Конечно, ей выдали единовременное пособие, потом платили каждый месяц сколько-то, были и еще кое-какие льготы как матери-одиночке, да и Лилия Сергеевна время от времени подбрасывала что-то, но все равно едва хватало только на самое необходимое…
Егорка был довольно спокойным ребенком – тем не менее первые недели, как и большинство молодых мам, Маруся чувствовала себя загнанной лошадью. Стирка, глажение, кормление, сцеживание, гуляние, купание, любование, перепутанные день и ночь…
Однажды, когда Егорке шел уже
– Ну, как ты? – неуверенно спросил он.
– Отлично! А-атлично, а-атлично… – она ходила по комнате, укачивая ребенка. – Только он не спит чего-то. Егор! – она с напускной строгостью заглянула сыну в лицо. – Будешь ты спать или нет?..
Тот в ответ только таращил огромные серо-голубые глаза.
Виталик сел на стул, примерно сложив руки на коленях.
– А он ведь уже улыбается! – похвасталась Маруся и подошла к Виталику. – Ну-ка, улыбнись дяде! – Она пощекотала Егору живот.
Егор немедленно расплылся в беззубой улыбке.
– Вот видишь – он тебя знает! – нравоучительно сказала Маруся и принялась снова вышагивать по комнате. – А-а, а-а… Нет, ты сиди, ты мне совершенно не мешаешь, Виталька!
– Маруся, – через некоторое время тихо произнес тот.
– Что?
– Разве ты ничего не заметила?
– А что? – рассеянно спросила она, не отрывая от сына глаз.
– Я ведь не пью.
– Молодец, – бодро сказала она. – Молодец, дядя Виталик! Погоди… – Она словно опомнилась и в первый раз пристально вгляделась в соседа. Тот в новых тренировочных и новой майке, которые были ему не малы и даже относительно чисты, выбритый и почти не опухший смотрелся как-то непривычно. – А что случилось?
– Я понял. Я кое-что понял, – тихо произнес Виталик. – Вернее, даже не так… Маруська, со мной что-то странное происходит – я больше не боюсь. Ну, в смысле, я больше не боюсь смерти.
Маруся осторожно положила заснувшего Егорку в кровать. Надо было заняться стиркой, пока тот спал, но что-то в голосе соседа встревожило ее.
– Так это хорошо… – тоже тихо произнесла она, решив, что стирка может подождать.
– И знаешь, кто в этом виноват? Ты!
– Я?
– Да, ты и Егор… – Виталик с треском почесал живот. – Я не знаю, почему, но… но когда я на вас смотрю, то… Я даже не знаю, как это объяснить! Я больше не боюсь смерти, потому что вижу – есть нечто, что больше смерти.
– Говори, – Маруся села напротив. «А он вправду изменился – как я только этого раньше не заметила! И так смотрит на меня… Нет, это будет просто ужасно, если он сейчас начнет признаваться мне в любви! Он хороший, добрый, но…»
– Я хочу жить. Я ведь не жил раньше… – шептал он. – Как ты думаешь, я еще способен хоть кому-то понравиться?
– Конечно! – чересчур энергично закивала она.
– У меня много лет никого не было. Никого, ты понимаешь? Я, в общем, даже ухаживать не умею и, если честно, очень смутно представляю, как все это делается…
Марусе стало совсем неловко.
– Она не говорила тебе, как я ей… Ну, я мог бы с ней…
– С кем? – вздрогнула
– С Кристиной, с кем же еще! Понимаешь, она такая…
«Кристина! Ему нравится Кристина!» – возликовала Маруся, и точно камень свалился с ее сердца.
– Она замечательная! – шепотом закричала Маруся. – О, ты даже не представляешь, какая она!
– Почему это – не представляю? – Виталик даже как будто обиделся. – Что ж у меня, глаз, что ли, нет… Но вопрос в другом – обратит ли на меня внимание такая… такая эффектная женщина? Вокруг нее всегда столько народу толчется… А я кто? А я урод какой-то!
– Ты не урод, – ласково сказала Маруся и погладила Виталика по лысеющему затылку. – Ты тоже очень интересный мужчина. Такой… – она задумалась, подыскивая слова, – такой солидный, представительный, интеллигентный!
– Я? – от удивления он даже пошатнулся на стуле.
– Да, – важно кивнула Маруся. «Господи, какой же он еще ребенок, в самом деле!» – Матом не ругаешься, антиобщественных поступков не совершаешь…
– Марусенька, ты бредишь, – невесело усмехнулся Виталик. – Если уж это считать за достоинство…
– Ну, тогда сделай что-нибудь, что поразило бы ее!
– Например? Я сам уже об этом думал… Подарить Кристине колечко с бриллиантом? Или корзину цветов? Выйти во двор и спеть романс? Но я даже на гитаре играть не умею! – схватился он за голову.
– Устройся на хорошую работу. Я тебя уверяю – на Кристину это подействует гораздо сильнее, чем все бриллианты мира… Если ты хочешь, чтобы у вас все было серьезно, докажи ей – на тебя можно положиться!
Виталик задумался. Пожалуй, еще никогда Маруся не видела своего соседа таким взволнованным и серьезным…
Через месяц Виталик устроился на мебельную фабрику по своей специальности. Сделал ремонт в своей комнате – покрасил потолок, содрал старые вылинявшие обои и наклеил новые с жизнерадостными медвежатами (то, что новые обои предназначались скорее для детской, а не для комнаты старого холостяка, Виталик так и не догадался), а перед ремонтом сдал батарею пивных бутылок, загромождавших у него половину комнаты.
Маруся с некоторым страхом наблюдала за этими революционными преобразованиями – она боялась, что в один прекрасный день Виталик сорвется, опять притащит домой полную сумку пива и выпьет его за целый вечер – один, тупо глядя в окно. А утром выползет из своей комнаты вялый, опухший и снова заговорит о неизбежности смерти…
Но нет, этого не случилось. С каким-то торжественным исступлением Виталик творил свою новую жизнь, и единственным минусом было то, что поговорить с Кристиной он так и не решался.
– Я боюсь, – как-то признался он Марусе. – Вот как увижу ее – так прям сердце в пятки и уходит.
– Она же добрая!
– Она-то добрая, но все-таки подойти к ней как-то страшно… И что я ей скажу? Назначу свидание? Приглашу в кино? И почему у других мужиков все так легко получается…
Иногда Маруся вспоминала о том, что произошло на Крымском мосту тогда, перед рождением Егорки.