Магнолия

Шатилов Валентин

Магнолия даже губу закусила от обиды – и смех прекратился.

У двоих по крайней мере. Третий все продолжал хохотать. А эти двое напряглись, почуя неладное, – слишком уж открыто Магнолия показала свое возмущение – она показала, что слышит их.

– Вот ведьма, – отчетливо сказал один. А другой тревожно пробормотал:

– Молчи, а то накликаешь!

И третий наконец перестал смеяться.

Они смотрели на нее во все глаза, и эти глаза – длинные, как змеи, – лезли через стены, через несколько стен, извивались под землей, проползали даже через такую, вроде бы неприступную, обитую железом дверь.

Дверь.

Магнолия

внимательно посмотрела на дверь. Дверь была сравнительно небольшая, и на ней сосредоточиться было легче, чем на обширном пространстве окружающих стен.

Те трое притихли. Но они смотрели – и этого для нее уже было достаточно.

Медленно, стараясь четко контролировать свое приближение по восприятию одного из троих, Магнолия подошла к двери.

Да, похоже, она не ошиблась. Глаз одного находился здесь – она явно видела, что для него с каждым шагом становится все больше и больше. Его глаза видели уже только ее огромное, неестественно выпуклое лицо. («Как в том зеркале», – подумала она. В каком это? Да в том. Она заглянула в комнату к Юрку, а его не было, и на столике, рядом с электробритвой лежало небольшое круглое зеркало – с одной стороны обычное, а с другой – она посмотрела, и было так смешно: огромные губы, огромный нос, как не ее, а лобик ма-аленький… Но тут зашел Юрок и, как всегда, рассердился, сказал стальным угрюмым голосом: «Чего надо?» – и забрал зеркало. А она растерялась, забыла, что надо, забормотала: «Я только хотела, хотела…» – и убежала, не договорив.)

Не отвлекаться!

Вот, отвлеклась и потеряла того, который смотрел на дверь. Все опять поплыло, расстраиваясь и деформируясь. Магнолия качнулась, теряясь во вновь вспучившемся пространстве, но устояла.

Закрыла глаза, напряглась, перебирая рассматривающие ее взгляды: не этот – этому она видна почти вся, причем сбоку. Этот? Он смотрит ей в спину… А этот – вот он, нашла! Этот, стиснув зубы, глядит в ее огромное, выпукло-лягушачье лицо. Ну и рожу же он видит! Но откуда? Из какой щелки он умудряется подглядывать?

Магнолия открыла глаза – нет, тускло поблескивающая кованым железом дверь выглядела совершенно монолитной… И вдруг Магнолия придумала!

Закрыв снова свои глаза, чтобы лучше видеть чужими, она осторожно, как слепая, подняла руку и повела ладонью перед собой – прямо по неприятно-холодной жестяной поверхности.

Оп-па! Потемнело – будто выключили свет. Она отдернула руку – и опять: очень крупно – ее лицо. Руку на прежнее место – и вновь свет померк.

Под пальцами не было щелки. Наоборот – явственно ощущался бугорочек. Магнолия удивилась и открыла глаза. Приподняла палец, заглянула – над поверхностью двери слегка выдавалась шляпка гвоздя. Такая – закругленная. Да вот их на двери сколько набито!

Набито много, но эта шляпка была не как все.

Магнолия поковыряла ее ногтем, серебристая краска чуть отколупнулась, и под ней явно заблестело стекло.

О, да это просто подсматривающий глазок! Может быть, телекамера портативная. В каком-то шпионском фильме по видику что-то этакое было.

А она-то уж напридумывала какие-то глаза, тянущиеся под землей и торчащие из стен!

– Она руками… пальцами видит! – задыхающимся шепотом сообщил один из трех подглядывающих. Который – Магнолия не поняла, да у нее и не было желания разбираться в этих бесстыдниках. Ей хотелось одного:

ударить по этому воровскому глазку – так, чтоб осколки брызнули во все стороны!

Но – она внимательно огляделась – ничего в каземате этом не было. Ничегошеньки такого, чтоб взять и ударить. Разве что кинуть один из этих кусков, что плавают прямо в воздухе? Этим, конечно, стекла не разбить, но хоть замазать, забрызгать, может, удастся – по-настоящему, а не так, как этой серебряной краской было замазано, что через нее глазок все прекрасно видел…

Магнолия так увлеклась поединком с подглядывающими, что даже забыла удивиться плавающим вокруг, прямо в воздухе, никогда не виданным желтоватым пушистым комочкам. Она просто протянула руку, схватила ближайший, проплывавший мимо, и, размахнувшись изо всей силы, запульнула его в лжегвоздик.

Комочек полетел правильно, как она и хотела, но не шмякнулся, не залепил подглядывающее око, а втянулся в него как в трубу. И не успела

Магнолия удивиться, как он уже вылетел там, в другой комнате, довольно далеко отсюда. Вылетел со страшным грохотом, со звоном осколков прямо из экрана взорвавшегося монитора.

Магнолия наконец-то увидела этот монитор – глазами двоих, обернувшихся на грохот взрыва. Увидела мельком и всю комнату, вернее каморку, в которой помещались еще два таких же монитора.

Нет, не таких – этот теперь стоял черный, полупустой, как закопченное поддувало в угольной печке, что была в подвале их дома. Он даже еще и дымился. И перед этими оплавленными останками монитора корячился на полу, зажимая лицо руками, пожилой, седой мужчина в простой клетчатой рубашке – вовсе не форменной, не солдатской. Из-под ладоней у него вытекал красный кровавый ручеек, и чистые алые капли заливали его светлые летние брюки – тоже совсем не солдатские.

У Магнолии внутри все так и оборвалось.

– Что я наделала… Ему же больно… Что я наделала… – забормотала она испуганно.

Закрыв глаза, она видела, как двое подняли третьего, как уговорили его сесть, промокнули носовым платком под носом, на подбородке, проверили, нет ли глубоких порезов.

Порезов особых не было, кровь хлестала из носа, поэтому его постарались посадить так, чтоб голова была запрокинута. А сами все опасливо оглядывались на свои работающие мониторы. На нее. На ее сгорбившуюся перед железной дверью фигурку. Комочки, плавающие вокруг Магнолии, на их мониторах видны не были.

«Что же это за комочки такие?» – запоздало спохватилась Магнолия, открывая глаза.

Комочки были нежно-желтенькие, полупрозрачные. Они мягко, приятно щекотали кожу, проплывая мимо.

Магнолия набрала их в ладонь штук пять. Попыталась слепить, как снежок, но они не лепились. Вертко выскакивали из пальцев, разлетались в стороны, как маленькие упругие теннисные шарики.

Со стороны она, наверно, напоминала сумасшедшую: ловит что-то невидимое – хватает, мнет воздух…

Магнолии стало неловко – она видела, с каким ужасом и отвращением таращится на нее парочка из далекой каморки – такой же закупоренной, как и ее каземат. Эти трое явно были не военными. И Магнолия вдруг ясно почувствовала, что военные – в том числе и те важные военные, что собрались на совещание наверху за своим полированным столом, – что они не знают о существовании этой троицы. Подглядывающая троица была из некоей конкурирующей организации.