Магония
Шрифт:
– Объясни.
– Мы сейчас рядом с магонийским кораблём. Ростре выстроились вокруг корпуса. Я не знала, выпустят ли они нас.
Я тоже не знал и мог лишь смотреть на неё в ответ. Мы через столько прошли. Хейворд. Корабль в воздухе. Этот Дэй, её партнёр.
Аза всё мне рассказала. Было не очень приятно слушать, как её к нему тянуло. Мы сопоставили события последних полутора месяцев, и по-прежнему оставались лакуны.
В новостях ни слова о попытке проникновения в хранилище. Я весь полёт мониторю каналы. Взлом, сильное землетрясение –
Значит, там, в тени, все на ушах. Событие мирового масштаба.
Проверяю Азу – она спит – и достаю визитку, что мне дали перед ангаром на Шпицбергене.
Аза как раз отлучилась в туалет. Вошёл парень в чёрном костюме и тёмных очках, сказал «спасибо», дал карточку и ушёл.
Теперь я гадаю, как давно федералы за мной следили. Азе я так и не рассказал – думаю, ей не стоит знать. Наверное, никому не стоит.
На их месте я бы себя не нанял. Я знаю больше, чем должен. На их месте я бы себя убил.
Снова смотрю на спящую Азу. Слушаю её дыхание. Мы летим домой, но кто знает, как долго мы сможем там оставаться?
В этой коже Аза выглядит совершенно другим человеком. Но это не так. Она по-прежнему Аза. Вот например. Когда мы сели в самолёт, она посмотрела на меня и сказала:
– Ты на что пялишься?
– На тебя.
– Не привыкай. Думаю, эта кожа выйдет из строя. Будет прикольно. Я стану выглядеть как разлагающийся труп – вот тогда и посмотрим, захочешь ли ты держать меня за руку.
Неправда. Она станет всё больше синеть, ей будет всё тяжелее дышать, и то, что случилось, повторится снова. И я буду держать её за руку. Мы просто надеемся, что эта версия лучше той, что предложила Аза.
У неё чёрные косы и тёмная кожа. То же тело. Однако я знаю, что это Аза – для меня она осталась прежней.
Тот же большой рот. Те же удивительные странные глаза. Тот же голос. Те же слова.
Если я сейчас дам ей бумагу и ножницы, она за три минуты вырежет Эмпайр-стейт-билдинг. Если спрошу её о чем-либо, она тут же составит об этом мнение. Правильное, неправильное – однако Аза тут же выскажет мне, что думает. Она всегда такой была. И такой осталась.
– Сколько я спала?
– Весь полёт.
– Я ещё жива?
– Конечно.
– Потому что это как сон – возвращение домой.
– Мы справимся.
Хотел бы я себе верить. Всё наше с Азой знакомство я был Королём уверенности, но кое в чём я блефовал. И сейчас блефую. Я ничего не знаю. Я сломан, сбит с толку, напуган и убеждён, что Азу вот-вот пристрелит охрана аэропорта.
Когда мы выходим из самолёта, Аза целует меня, по-настоящему, – наверное, все пассажиры краснеют, и я тоже. Тем не менее, подхватываю её на руки и несу прочь через проход, отделяющий воздушное судно от дома.
Люди вокруг смеются. Думают, мы милые. Или мерзкие.
На самом деле люди думают, что мы обычная влюблённая парочка. И на миг так оно и есть.
Глава 30
{Аза}
Ожидаю
Сворачиваю к себе, ожидая неминуемого возмездия. Маганветар знает, откуда я. Зэл знает, куда я пойду. Кто-нибудь непременно меня выследит.
Кроме Дыхания, которые сознательно дали мне уйти. Наверное, кто-то приказал. Кто? Возможно – возможно! – нам дали немного времени. Вероятно, магонийское правительство желает, чтобы я оставалась здесь внизу. Не знаю. Даже предположить не могу.
Я не та, кем должна быть. Чужачка, во всех смыслах слова. Моя мать – убийца и преступница и, наверное, сейчас в магонийской тюрьме. Возможно, я тоже убийца и преступница. Задумываюсь об отце. Он у меня вообще есть? Никто никогда не говорил. Почему я ни разу не спросила?
На улице тихо, но не слишком. Несколько птиц, но они не говорят, просто поют.
Небо чистое. Солнце светит. Наверху ничего, и вроде бы никто не в курсе, где я. Я могла бы (если б свихнулась) вообще позабыть о Магонии.
Даже ветерка нет. Холодно, но не так, как на Шпицбергене.
И мой дом здесь, передо мной. Жёлтая входная дверь. Синяя машина на подъездной дорожке. Вмятина на боку.
Именно при виде неё я начинаю плакать. Может, ничего не было. Может, я просто вернулась из школы, вылезла из машины Джейсона, разве что немножко запыхалась. Нормально. Вот только он держит меня за руку, чего прежде не случалось. Мы никогда раньше не демонстрировали в открытую своих чувств.
У него порван ворот и грязь на лице. Меня разбирает смех. Грязь? Серьёзно? После всего? Одна лишь грязь?
Хотя мир ещё вертится, и мы живы.
Я смотрю на Джейсона. Чувствую прикосновение его руки. Ощущаю пульс, бьющийся в его пальце.
– О чём думаешь? – спрашивает Джейсон, будто уже не знает.
– Родители дома.
– Ты готова?
– И близко не готова.
– Может, войдём через гараж?
– Или влетим, – говорю я и чуть не всхлипываю, потому что ощущаю потерю. Большую.
У меня нет плана. Куда мне ещё идти, как не сюда? Дом. Нет, не дом.
Разворачиваюсь и иду прочь. Нет. Не могу увидеться с родителями, не так. Посмотрите на меня. Я не…
– Знаешь, – говорит Джейсон напряжённо и быстро, значит, едва сдерживает волнение, – знаешь про эффект Ганцфельда?
– Нет.
Слушаю его, но не останавливаюсь. Джейсон не соблазнит меня игрой в факты. Иду быстрее.
– Это когда мозг усиливает нервные сигналы в поисках исчезнувших. Например, если просто так пялиться на чистое небо, то у тебя начнутся галлюцинации. Если долго смотреть на снег, то увидишь города.