Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна
Шрифт:
Нужно было присесть. Я изо всех сил пытался унять боль, которой он меня накачал. Этот Граэль Охр, кем бы он на самом деле ни был (а я уверен, что имя, которое я узнал, – всего лишь маска, псионический псевдоним), оказался жестоким и весьма умелым противником. Мне удалось выведать всего несколько слов и тот факт, что он не ожидал столкнуться с другим псайкером на симпозиуме.
Он разжег во мне забытую боль – фантомы всех ранений и травм, которые я когда-либо получал, и речь идет не только о телесных страданиях. Меня практически поглотило чувство
Он пробудил их всех. Граэль Охр вызвал их и заставил терзать мои мысли в течение нескольких минут. Наконец боль стихла.
– Зачем ты пришел?
Я резко обернулся. Он был прямо у меня за спиной. Возможно, он тоже решил скрыться в этой комнате. А может, его привлекла псионическая вспышка. Темный силуэт, замерший у выходящих к морю окон, выглядел так, будто не хотел принимать никакого участия в происходящем.
– Ты узнал меня? – спросил я.
– Ну конечно. Даже когда маскировка еще работала, у меня были подозрения. То, что случилось, как-то связано с тобой? Я про сегодняшний кукольный театр и резню.
– Нет. Сначала мне подумалось, что кто-то решил воспользоваться моим появлением на публике, но, видимо, я переоцениваю себя. Я не был их целью. Имя Граэль Охр тебе что-то говорит?
– Нет.
– А Желтый король?
– Нет.
– Понятно…
Я задумался: не лукавит ли он? Трон его знает. У него не было причины говорить со мной откровенно. Уже много лет не было.
Я отключил иллюзию и показал ему свое настоящее лицо, покрытое шрамами и лишенное возможности выражать эмоции.
– Рад тебя снова увидеть, – сказал я.
Из вокс-динамиков кресла раздался шум, вероятно, означавший сардонический смех. На самом деле я не видел его, а он – меня. Ни один мускул, даже самый маленький, не шевелился на моем неподвижном лице. Ничто не могло сказать, что я действительно рад.
А он был просто креслом – массивная бронированная система жизнеобеспечения на гравитационной подвеске хранила беспомощные органические останки. Он смотрел на меня через оптические датчики и говорил с помощью вокс-системы. Толстые лицевые пластины кресла точно так же не могли передавать эмоции, как и мое лицо.
Похоже, он уже давно не следил за внешностью – на корпусе системы виднелись царапины и вмятины, краска отслаивалась; видимо, его больше не заботил угрожающий вид во время полевых операций.
На боковой поверхности кресла виднелись пятна свежей крови.
– Зачем ты здесь?
– Чтобы встретиться с тобой.
– Грегор, мы не виделись уже очень давно. И я не думал, что увидимся.
– Времена меняются, – ответил я.
– Как и люди. Ни ты, ни я больше не те, кем были когда-то. Мы оба стали отступниками.
– Тебя
– И это стоило мне карьеры. И, судя по ответу, тебя обстоятельства ни к чему не вынуждали. Ты и правда тот радикал, каким тебя описывают? Угроза уровня диаболус, за которой гоняются в пяти секторах?
– Кто я такой – неважно…
– Ты ошибаешься, – ответил он. – Но даже если ты невиновен, сейчас не время и не место это доказывать. Твоя репутация уничтожена. Не стоило тебе приходить.
– Я сам решаю, куда мне идти.
– И это всегда оказываются какие-то сомнительные места.
– Я пришел не доказывать свою невиновность, а встретиться с тобой.
– И именно поэтому тебя не должно здесь быть, – сказал он.
Раздалась стрельба. Наверху инквизиторы предприняли очередную попытку выкурить или убить псайкера.
– Ты мог бы все это прекратить. Сокрушить его, – сказал я.
– Нет.
– У тебя самый могучий разум на острове.
– Когда-то был.
– Ты не станешь использовать дар, чтобы восстановить здесь порядок?
– Пусть этим занимаются другие. Гагуач и Корвал прижали убийцу. Осталось всего несколько минут.
– Ни один из них не обладает достаточной силой.
– Но вместе они справятся.
– Так ты больше не используешь силы своего разума? – спросил я.
– Это было условие моего оправдания. Грегор, разбирательство длилось пятнадцать лет. Молох устроил страшный бардак.
– Не такой страшный, как собирался. И ты его остановил.
– Я согласился оставить полевую работу и прекратить использовать псионические способности. Теперь в моем распоряжении только крохотные импульсы, позволяющие управлять креслом и системой жизнеобеспечения. Больше ничего. Совсем. Даже телепатии.
– Почему? Ты же лучший в своем поколении!
– Но мое тело изуродовано, а репутация разрушена. Если взять мой разум и твое тело, то получится собрать почти полного человека. Почти.
Я отвел взгляд. Даже без мимики он понял, что задел меня.
– А ты стал более ранимым, – отметил он. – Я всего лишь пошутил, но тебя это резануло. Раньше ты не обращал внимания на подначки. Неужели ты так стыдишься пути, который выбрал?
Убрав пистолет в кобуру, я снова включил маскировку.
– Я пришел к тебе. Знаю, что прошло уже много лет, но речь идет о важном вопросе. Однако ты изменился, и в разговоре вряд ли есть смысл.
– Мне жаль.
– Я справлюсь с разочарованием.
– Нам нельзя работать сообща, – произнес он. – Нельзя, чтобы нас видели вместе или могли хоть как-то связать.
– Потому что я радикал? Диаболус?
– Потому что после Молоха меня поставили перед выбором, – ответил он. – Уйти от полевой работы и отказаться от псионики – или по поручению Святых ордосов выследить и поймать моего бывшего наставника, еретика Грегора Эйзенхорна.