Махабхарата
Шрифт:
В царевича дротик направил мгновенно.
Увидел твой сын, этот воин могучий.
Что дротик звездою низвергся падучей,
И лук натянул он в четыре обхвата,
И стрелами дротик разбил супостата.
Почтили царевича все кауравы:
Он, подвиг свершив, удостоился славы!
Тотчас же твой сын, вдохновленный хвалою,
Опять поразил Бхимасену стрелою.
Тогда
Сказал, на царевича глядя сурово:
"Стрелою меня поразил ты со злобой,
Удар моей палицы ныне попробуй!"
И с ненавистью, что полна упоенья,
Схватил он ту палицу для убиенья
И крикнул: "Теперь трепещи ты заране:
Напьюсь твоей крови на поприще брани!"
Но дротик свой, смерти подобный обличьем,
Царевич метнул с победительным кличем.
Бхима раскрутил свою палицу яро
И, гибельную, отпустил для удара,
И палица, дротик разбив смертоликий,
Низверглась на голову сына владыки.
Бхима же, как слон в пору течки, ярился,
И пот по вискам его гневно струился.
Отбросил Духшасану на расстоянье
В одиннадцать луков сей страшный в деянье!
Упал твой царевич, сраженный ударом,
Объятый предсмертного дрожью и жаром.
Возничий и кони мертвы; колесница
Зарылась во прах, чтобы с прахом сравниться;
Свалились доспехи, гирлянды, одежды;
Смежил он, страданьем терзаемый, вежды.
Средь воинов знатных и бранного шума
Бхима на царевича глянул угрюмо,-
И многое-многое было в том взгляде!
Он вспомнил, — кто платье срывал с Драупади,
Во дни ее месячного очищенья,
А братья-мужья от того поношенья
Глаза отвернули — о, где их гордыня!
Со смехом Духшасана крикнул: "Рабыня!"
За волосы низкий схватил Драупади...
Так нужно ль Бхиме размышлять о пощаде?
Он жертвенным вспыхнул огнем, напоенным
Для гневного действия маслом топленым.
"Дуръйодхана, — крикнул Бхима разъяренный,-
О Крипа, Карна, Критаварман, сын Дроны!
О, как ни старайтесь, оружьем владея,-
Духшасану я уничтожу, злодея!"
С тем словом возмездия, страшным для слуха,
Он ринулся в битву, — Бхима, Волчье Брюхо,-
Как лев на слона. Велика его злоба!
Карна и Дуръйодхана видели
Напал на Духшасану, мощью обильный,
Потом с колесницы он спрыгнул, и пыльной
Тропою пошел, и уставил он дикий
Свой взгляд на поверженном сыне владыки,
И, меч обнажив, наступил он на горло
Духшасаны: тень свою гибель простерла!
Он грудь разорвал его, местью объятый,
И крови испил он его тепловатой.
Он сына, о царь, твоего обезглавил,
И голову ту покатиться заставил.
Исполнил он клятву, — явился с расплатой,
И крови испил он его тепловатой.
И пил, и смотрел он, и пил ее снова.
С волненьем воинственным выкрикнул слово:
"Теперь я напиток узнал настоящий!
О, ты молока материнского слаще,
Ты меда хмельнее, ты масла жирнее,
О кровь супостата, — всего ты вкуснее!
Я знаю, — ты лучше божественной влаги,
О кровь, что добыта на поле отваги!"
И, вновь твоего озирая потомка,
Чья жизнь отошла, — рассмеялся он громко:
"Что мог, то и сделал я в этом сраженье.
Лежи, ибо в смерти обрел ты спасенье!"
Казалось, той крови вкусил он с избытком.
На мужа, довольного страшным напитком,
Смотрел неприятеля стан оробелый.
Иные решились метнуть свои стрелы,
Другие, в смятении выронив луки,
Застыли, к земле опустив свои руки,
А третьи, с закрытыми стоя глазами,
Кричали испуганными голосами!
Бхима, напоенный напитком кровавым,
Погибельный ужас внушал кауравам:
"О нет, не дитя человечье, а дикий
Он зверь!" — отовсюду их слышались крики.
Бхима, пьющий кровь, убежать их заставил.
Читрасена, сын твой, бегущих возглавил.
Кричали: "Чудовище сей Бхимасена,
Он — ракшас, и он — трупоед, несомненно!"
Юдхаманыо, витязь, привыкший к победам,
Пандавов умчал за Читрасеной следом.
Летел он, как вихрь, за его колесницей,
Пронзил его стрелами — острой седмицей.
Читрасена, словно змея извиваясь,
Как яд, заключенный в змее, извергаясь,
Метнул три стрелы, — и летящая сила
Юдхаманыо вместе с возничим пронзила.