Махинации самозванца
Шрифт:
– Все вон. Просящие ко мне. Гумус, Коим, Хелрик. Останьтесь, – вякнул я, когда зашли деревенские.
Сразу поясню свои действия. Не сочтите меня дебилом, что пускает пыль в глаза, а потом «даёт заднего». Просто я понял, что с этими просящими церемониальные фокусы лишние.
Зашли пятеро. Трое бывалые, один непонятный, один, зашуганный моим статусом. Зашуганный, староста не из моей деревни. Бывалые и непонятный – мои прямые вассалы.
Я не настолько наивен, чтобы отчасти не разбираться в людях. Старосты моих деревень – это бывалые, состарившиеся бойцы. Это было видно по ним. Пограничье неженок
Агир был не дурак. Он делал ставку на верных ему людей, умеющих держать меч в руке. Пограничье других не терпит. Но старый барон своё уже отжил. Просчитался. Привык к людям воинской чести и потому подох от невоинской подлости.
– Давайте ко мне. – сказал я, сходя с трона. – Гумус! Метнись за выпивкой… С чем пришли, уважаемые?
Мы сидели на широкой ступеньке рядом с моим троном и передавали малый бочонок по рукам. Малый, потому что в нём, по моим прикидкам, только пять-шесть литров пива. Сразу скажу, предложение от Хелрика использовать кубки я отмёл. Братину ещё никто не отменял. Все разговоры о том, зачем пришли, я пресёк до тех пор, пока бочонок не был пуст.
Шакарбек из Малых Холмов, Аран – староста из Оплота, Герт – староста из Норы, да и более молодой староста Озрик из Пашни – не отказались от халявной выпивки. Имя пятого я не запомнил. Последний не из когорты воинов, слишком сильно ужимался, боялся меня, никак себя не проявил. Побоялся даже выпить вместе со всеми. Когда опомнился, увидел, что я ничего его коллегам старейшинам не сделал, то мы всё уже допили.
– Распили и хватит, – подытожил я, когда Аран добил последнюю каплю из бочонка. Кто бы мне сказал, что бочонок можно держать одной рукой – не поверил бы. У Арана нет правой руки.
Молчание, переглядываются, смотрят на самого старого. Ну, понятно, старшинство всегда впереди. Старый, наверно, ходил ещё под рукой моего самозваного отца.
– Кор-э… Ваша милость… – прокряхтел самый старый, Аран из Оплота, между прочим, первой деревни в долине. Я его понимаю. Я новый человек, от которого неизвестно что ожидать. Но и он уже не мальчик, своё доживает. – Мы от всех… Км-м…
– И?..
– Дай волю.
– Не понял?!
Повисло молчание. Смотрели на меня как-то исподлобья, но я тупо не догонял, а они не спешили пояснять. Только через пять секунд до меня дошло, о чём это они.
Все мои прямые вассалы в долине, да и не мои прямые вассалы, фиктивные долговые рабы. Такая вот «серая схема» ухода от «подушных налогов королю. Случись что, то никто не будет разбираться, фиктивные они рабы или нет. Есть бумага и всё тут.
Я долго молчал. А что я могу сказать?! Без простых парней мне долину не удержать. Не удержу долину, то мне и моему сыну конец. Простые люди встали за мной только потому, что не хотели из фиктивных долговых рабов переходить в реальные.
Дам им волю, не факт, что удержу долину. Они могут второй раз не подняться на защиту долины. Не дам волю – тоже до фига проблем. Так и до прямых диверсий, саботажа можно доиграться.
– Все вы старые побратимы моего отца… Не удивлюсь, что вы не раз
Признаться, эти слова были самыми тревожными для меня. Поймут или не поймут.
– Все бумаги всегда делаются в двух экземплярах. Одна у меня, одна у короля. Пока не стану настоящим бароном… Я пока ничего не могу поделать… – закончил я.
Я сидел и думал, а прокатят ли мои слова, тем более что я ни на грамм не соврал. Точнее не так. Я уверен, что не соврал, но точно не знаю, как обстоят дела. Я просто сужу по прежнему опыту общения с крючкотворами. Уверен, что ни одна бумага не делается в едином экземпляре, и на это давлю. Так-то своим ответом я их обнадёжил, дал обещание, пусть даже прямым языком никому ничего не обещал. Я перед собой в первую очередь отвечаю.
Я всегда держу своё слово. Если могу своё слово исполнить. Даже если это мне во вред. Даже если… Считайте это моим бзиком, моим пунктиком…
Мне кажется, но меня мои старосты поняли. Посидели, ещё немного выпили, поговорили о нуждах селян, о быте, о войне, о старых воинах, о количестве не вернувшихся в деревни, о скорой пахоте, да и так о мелочах.
Между прочим, я понял, что тут делает староста из Озёрного. Ну тот, имени которого я не запомнил. Этот староста пришёл просить за своих хозяев. Это зажиточная деревня, стоит на берегу горного озера, у которого высится мой замок. Однако эта деревня принадлежит не мне. Эта деревня мятежного рыцаря. Вроде это деревня рыцаря Эссе, а он умер, исправляя свою ошибку. Прикрывал мой отход. У него остались дети, сын и дочка. За них пришёл просить староста. Дети этого рыцаря ждали в числе прочих детей и их матерей, когда я приеду с охоты.
– Ты! Как там тебя. Передай… А ничего не передавай… я сам пока не решил… – ответил я старосте деревни от мятежников.
С одной стороны, дети мятежников. С другой стороны, он своё уже взял смертью. Дети-то в чём виноваты?! Тем более что их отец свою вину искупил…
Глава 4
О бале и правосудии
Сказать, что для меня просто прошёл тот вечер заседания со старейшинами – это соврать. Я баюкал своего сына на руках и думал: «А не гад ли я?» Ирме, молодуха, кормилица, свалила в сторону. Я её понимаю. Не надо смотреть мне сейчас в глаза. Я опять до предела чувствую запахи, а обычно не чую ничего. Хреновый признак. Признак, что у меня опять наворачивает башню.
Мой сын затих на руках. Спи, мелкий, батя пытается быть чутким, хотя ему это нелегко. Спи и не знай, что только из-за тебя я ввязался в эту аферу с липовым наследием баронства. Не было бы тебя, я просто взял бы деньги и уехал подальше от проблем и войны. Спи, мой маленький. Я гад и сволочь. Надеюсь, тебя эта участь минует…
После визита в детскую во мне что-то сломалось. Надломило меня. К чёрту всё. Подальше от замка и всех. Я оседлал Колбаску и уехал к озеру. Сижу у озера рядом с замком и с тупой физиономией дятла держу удочку. Будущий барон думает! Будущего барона не надо сейчас отвлекать!