Макабр. Книга 1

Ольховская Влада

– Что ты должен был сделать? – сквозь сжатые зубы процедил Сабир. Удар не помог, гнев даже не думал угасать.

– Ты совсем охренел?! – возмутился Лейс, но чувствовалось, что он скорее напуган, чем зол. Еще бы! Старший брат никогда так себя с ним не вел. Как раз в этом Сабир теперь и видел проблему.

– Что я поручил тебе сделать?

– Ты что, про ту программу дебильную? Да напишу я ее, напишу! Там работы на пять минут!

– Сегодня! – рявкнул Сабир. – Она нужна была сегодня! Ты хоть понимаешь, как ты подставил меня и остальных?!

– Слушай, ну я забыл!

– Ты не имеешь

права забывать! Это не школьное задание, от которого ты можешь отмахнуться с вредом только для себя. От работы нашей лаборатории зависит судьба станции!

– А я не просил такой ответственности! – огрызнулся Лейс. – И тебя на роль папочки не просил!

– В том-то и дело: я не папочка, я твой начальник!

– Или надзиратель?

На шум, конечно же, выглянула Шукрия. Вмешаться она не пыталась, хотя наверняка заметила кровь на лице Лейса. Ее это вряд ли волновало, Сабир всегда знал, что она недолюбливает его младшего брата. Шукрии хватало такта не делать это слишком уж откровенным, но и изображать симпатию она никогда не пыталась.

Лейс и не нуждался в заступниках, он, сбитый с толку ударом, уже пришел в себя и смотрел на старшего брата с нескрываемым вызовом.

– И что ты мне сделаешь? – спросил он. – Давай, наказывай! Можешь избить, если тебе это так уж понравилось!

– Не говори глупостей.

– А, то есть теперь я должен чего-то не делать? Или делать? Определись!

– Пошел вон, – вздохнул Сабир. – Пожалуй, это лучшее, чего от тебя можно ожидать.

– О, супер, хоть в чем-то мы сошлись!

Продолжать разговор Лейс точно не собирался, он захватил со стола свой компьютер и рванулся прочь из маленькой каморки, выделенной их семье после изоляции. Сабир же почувствовал себя бесконечно уставшим – он никогда не любил ссориться с младшим братом, а тут еще и стресс от сегодняшнего происшествия в лаборатории наконец нагнал его.

Сабир медленно опустился на диван, закрыл лицо руками. Хотелось перезагрузить самого себя, как компьютер, чтобы худшее просто исчезло и снова появились силы продолжать… А так не получалось. Он по-прежнему чувствовал себя выпотрошенным и слишком старым для собственного возраста.

Чуть легче стало, когда Шукрия опустилась на диван рядом с ним, обняла за плечи, прильнула, как кошка.

– Ты слишком мягок с ним, – тихо сказала она. – Я знаю, это из-за любви. Но ты делаешь ему хуже.

– Я не хотел давить на него… Думал, здесь, в этом аду, он станет взрослее, сам поймет, что должен делать… Другие ведь поняли!

– Кто понял, любимый? Те отморозки, которые уже после изоляции начали договариваться с полицией третьего сектора? Психи вроде Эли Бланчарда, который наркотик даже из ржавчины сделает? Или головорезы, которых тут зовут разнорабочими? Это корабль преступников, ты ведь не веришь всерьез, что их всех Сектор Фобос изменил к лучшему?

– Да плевать мне на всех! Я думал, он станет другим…

– Твоя ошибка в том, что ты считаешь брата слишком похожим на тебя, – покачала головой Шукрия. – Ты веришь, что он хороший человек, на которого просто давят обстоятельства. Но ведь правда куда страшнее, милый. Ты сделал для

него больше, чем другие сочли бы возможным, а Лейс этого просто не оценил. Потому что не способен.

– Да все он способен… Просто нужно время, – возразил Сабир, однако на сей раз даже его голос звучал не слишком уверенно.

Он действительно больше не знал, каким человеком стал его младший брат. Изначально он был уверен, что за всеми мерзостями, которые творил Лейс, стояло очень большое горе. Когда погибли родители, младший не был ребенком – но не был и взрослым, который твердо стоит на ногах. Лейс оказался на хрупком пограничье собственной жизни, моменте, когда формируется истинная личность. Он должен был добиться первого успеха, а столкнулся с чудовищной болью. Кто бы на его месте справился?

Да еще и Сабир тогда не помог ему, это приходилось признать. Должен был, такова уж печальная участь старших братьев. Однако он не справился с собственной болью, он с головой ушел в работу, чтобы закрыться там, в привычном мирке своего кабинета, от трагедии, обрушившейся на его жизнь. Он следил лишь за тем, чтобы младший брат был накормлен и ночевал дома. Он не особо интересовался, чем там вообще занят Лейс.

Ну а Лейс решил объединить природную одаренность и подростковое скудоумие, которое некоторые зовут максимализмом. Он не смог признать, что гибель родителей была случайностью, ему хотелось кому-то мстить, красиво, совсем как в кино. В итоге он не придумал ничего умнее, чем назначить своим врагом федеральное правительство. Вместе с горсткой таких же озлобленных на весь мир малолеток он вскрывал сайты, принадлежащие министерствам, один за другим… Может, его напарников и интересовали деньги, но Лейс никогда ничего не крал. То, что он считал благородной местью, оборачивалось мелкими пакостями – вроде гневных писем на главных страницах федеральных порталов.

Еще одной типично подростковой ошибкой Лейса стала вера в то, что он неуязвим. Они с дружками самые умные, их никогда не поймают! Сюрприз пришел в дом сам – разбитой дверью, дымовой шашкой и группой захвата, ворвавшейся в комнату.

Вот тогда Сабиру пришлось отвлечься от работы и обратить внимание на младшего брата. Он понимал, что проблема серьезна – но не думал, что она настолько серьезна. Да, Лейс вскрывал правительственные сайты. Но он ведь не шпионил на пиратов, не продавал данные! Он развлекался типично подростковой дурью: писал глупости и размещал фотографии голых задниц на месте портретов государственных мужей. За это нужно было наказывать, тут Сабир не спорил, вопрос был лишь в том, какое наказание за такое полагается. Лет пять исправительных работ, например, штраф, который Лейс будет выплачивать сам, что-нибудь такое…

А дали в итоге сорок лет колонии строгого режима. Когда Сабир впервые услышал об этом, он ушам своим не поверил. Он нанял нового адвоката, попытался обжаловать приговор, но все оказалось бесполезно. Лейс, шокированный, раздавленный, вмиг растерявший революционный пыл, должен был провести лучшие годы своей жизни за решеткой…

Сабир бился за него, как никогда раньше, но все оказалось бесполезно. Ни денег, ни влияния было недостаточно, эти проклятые сорок лет зависли над Лейсом неотвратимым проклятьем.