Македонский Лев
Шрифт:
— Нет. И если бы мог, не стал бы делать этого. Это ничего бы не изменило, Парменион. И сейчас по-прежнему ничего не меняет. Мы будем стоять вместе.
— Не понимаю, — прошептал Парменион.
— Это потому, что ты родом из другой эпохи, брат. У Фермопил мы вели объединенное войско Греции против захватчиков. Мы стойко оборонялись тогда, а потом умерли. Мы не умирали по собственному желанию, но шли на смерть по своей воле, брат подле брата. Ты спартанец, и этого для нас достаточно. В твоих жилах течет наша кровь.
— Вы принимаете меня? — спросил Парменион, и все муки его
Положа руки Пармениону на плечи, Царь-Меченосец улыбнулся. — Встань рядом со мной, брат. И демоны увидят, как сражаются спартанцы.
В этот миг все горькие воспоминания Пармениона уплыли прочь, словно свежий весенний ветерок просвистел по заросшим паутиной тайникам его памяти.
Признание! От величайшего спартанца, когда-либо жившего на Земле!
Обнажив меч, он пошел за своим Царем в боевой строй.
Храм
Левкиону казалось, что ночь была красивее, чем когда-либо на его памяти. Небо было чистым, угольно-черным, далекие звезды поблескивали как острия копий, луна казалась огромной монетой из сверкающего серебра. Он когда-то получал похожую монету, отчеканенную в Сузах, когда служил наемником в Египте. Поскольку большинство наемников были афинянами, персы чеканили монеты с совой Афины. Любоваться ее красотой ему пришлось лишь одну ночь, потому что потом он отдал ее нумидийской шлюхе.
Теперь, глядя на луну со стен храма, он пожалел, что не сохранил ее. Вздохнув, он повернулся и пошел со стены вниз по ступеням в залитый лунным светом сад. Сейчас розы были бесцветны; все цветы были лишь разных оттенков серого, но аромат остался.
Пройдя через Зал Врачеваний, он поднялся по лестнице в комнату Дераи и сел между двумя кроватями. На одной лежал кудесник Аристотель, скрестив руки на груди, притом правая рука сжимала камень у него на шее. На другой кровати лежала Дерая, одетая в то же зеленое платье, которое Левкион взял для нее на базаре. Протянув руку, он погладил ее по щеке.
Она не пошевелилась, и он с печалью вспомнил то время, когда он вернулся в храм и он обнаружил, что у она лежит в лихорадке. Он купал ее, заботился о ней, кормил ее. Тогда он был счастлив; она была его, как ребенок.
Ее лицо было бледно, и она едва дышала. Два дня она пребывала в этом состоянии, но Левкион не сдавался. Пять дней, как сказала она. Потом она вернется и всё будет, как было прежде; исцеление больных, потом неспешные прогулки по саду, тихие беседы лунными ночами.
Кудесник протяжно застонал, его правая рука соскользнула с медальона. Левкион подался вперед, всматриваясь в золотой камень. Он был испещрен темными полосами и, казалось, призрачно мерцал. Вернув взор к Дерае, он вновь был сражен наповал ее красотой. Она тронула его как заклинание, болезненное, но желанное. Разминая спину, он поднялся, ножны у него на поясе стукнулись о стул и нарушили тишину. Теперь ему было неловко носить меч, годы, проведенные в храме, приглушили его воинственный дух. Но кудесник сказал, что необходимо днем и ночью охранять их тела с оружием в руках.
Охранять
Аристотель пожал плечами. «От непредсказуемого,» — ответил он.
Левкион повернулся к двери… и застыл.
Двери больше не было. Стена тожеи исчезла, сменившись длинным прямым коридором из бледного, переливчатого камня. Седовласый воин взял свой короткий меч и кинжал, напрягая глаза, чтобы видеть сквозь мрак. Две тени отделились от стен коридора, и Левкион шагнул назад, когда их бесформенные фигуры двинулись по направлению к нему. Их головы и плечи были покрыты чешуей, их руки и туловища были трупно-серого цвета; их когтистые ступни скрипели по камню и, когда они подошли ближе, Левкион с ужасом разглядел, что их рты усеяны острыми клыками.
Отступив еще на шаг, он спиной наткнулся на кровать, где лежала Дерая.
Первый демон бросился на воина. Левкион напрягся, чтобы встретить атаку, устремляя свой короткий меч демону в живот и рассекая его по направлению к сердцу. Когти вонзились в его плечо, разрезая плоть и мускулы и ломая ключицу. Когда первый демон упал, второй бросился на раненого воина, вонзив когти ему в правый бок, разбивая бедро. Левкион вонзил кинжал в шею чудовища, под самое ухо. Серая слизь брызнула из раны, облепляя руку воина и обжигая его кожу. В этой смертельной борьбе демон оттолкнул Левкиона от себя, и воин упал на пол, выронив и меч, и кинжал.
Кровь текла из его раны в плече, и боль в сломаном бедре была почти непереносимой. И все-таки Левкион пытался встать.
Подняв свой короткий меч, он встал на ноги, перенеся вес тела на левую ногу. Два демона исчезли, но коридор никуда не пропал.
— Я это сделал, — прошептал он. — Я спас ее.
Пять когтей, каждый длиной с меч, пронзили его спину до груди, прорезали его тело, сомкнувшись вместе, и потянули его назад.
Кровь запузырилась в его разорванных легких, и голова его упала вперед.
Демон перекинул тело через кровать, где безвольная рука Левкиона упала на золотой слиток на груди Аристотеля. Камень запылал ярким светом. Новая сила влилась в умирающего воина. Вернув себе меч, он вонзил его в живот демона за его спиной.
Когти еще раз вонзились в его плоть, отрезая ему голову.
Отбросив тело, демон пошатнулся, затем сфокусировал взгляд своих опаловых глаз на неподвижной фигуре Дераи. Слюна закапала с его клыков, и он двинулся вперед.
Орда демонов заполнила устье ущелья, стоя без движения, их глаза застыли на трехстах воинах в багряных плащах, которые перекрыли им путь к огоньку.
— Почему они ожидают, как думаешь? — спросил Парменион Царя-Меченосца.
— Они ждут Его, — ответил Царь, указав мечом на темное, клубящееся грозовое облако, приближающееся издалека.
— Я никого не вижу.
Царь молчал, а облако приблизилось, пролетая через землю, загрязняя синевато-серое небо. Когда оно стало еще ближе, Парменион увидел, что это не облако, а скорее тьма, гуще, чем он мог когда-либо представить себе. Чудовища разбегались от нее, пытаясь спрятаться за валунами или в ближайших пещерах.