Маковый венец
Шрифт:
– Будет гроза, – заметила она.
Нильс равнодушно кивнул, хоть и подумал, что гроза – это слишком мягкое слово.
Самым ценным качеством Анхен Монк, помимо беспощадности и полного отсутствия совести, было умение брать на себя ответственность. В то время, пока она отдавала приказы по подготовке к приему посла, Уиллу оставалось готовиться только морально.
Она сама решила, что встречу стоит провести не в личном кабинете под крышей, а в зале, имевшем наиболее презентабельный вид. Также фрекен Монк
– Вазоны бы еще расставила. С цветуёчками, – проворчал кто-то, за что тут же поплатился вывихнутым запястьем.
Одноглазый Уилл стоял перед зеркалом и не видел себя. Он не утратил зрения, и единственный глаз пока служил ему исправно. Он прекрасно видел ладно сидящий костюм от лучшего портного, накрахмаленный стоячий воротничок и даже кожаную повязку, скрывавшую его увечье. Но Уилл не видел в отражении себя, хотя надеялся заглянуть на самое дно собственной души и разглядеть там лицо гнева.
За его спиной тяжело дышал Павел. Он и раньше сопел, как медведь, за что и получил свое первое прозвище, но после ранения в легкое каждый его вздох отзывался то хрипом, то присвистом.
Уилл запустил руку в блюдо с перстнями и начал нанизывать их на пальцы. При необходимости, камни могли заменить кастет.
– Молчи, пока я не повернусь к тебе. Даже если узнаешь его в лицо – не произноси ни слова.
– Ты уже говорил. Мне стреляли не в голову, так что я помню, – пробасил Вербер.
– Я рад, что твоя голова не пострадала, – Уилл несколько раз сжал и разжал кулак.
Он обернулся и увидел, что Павел сидит, сгорбившись и сложив большие ладони на коленях. На людях, где он представал личным охранником Худшего из Худших, Вербер смотрелся угрожающе – плечистый великан с руками, способными переломить хребет, как спичку. Но маленькие голубые глаза прирожденного громилы смотрели на мир с такой беспомощной тоской, что Уилл иногда жалел, что после возвращения привязал парня к себе. Шел бы своей дорогой, подальше от сточных каналов и грязных дел.
Вот только Павлу было некуда податься. Он уже наведался в деревню Маришки, и его там не ждали. Родители жены не пустили зятя на порог. Дочь они умудрились повторно выдать замуж за зажиточного фермера, в качестве приданого использовав его долю от куша.
Тогда Павел вернулся в Хёстенбург и остался в Углу. Он не был бойцом, только видимостью.
– Встряхнись, дружище, – Уилл выжал из себя самую искреннюю улыбку, на которую еще был способен. – Может быть, это наш клиент. А может – и нет. В любом случае, мы сила, с которой нельзя не считаться! А если вздумает брыкаться, мы натравим на него нашего ягненка. Ты видел фрекен Монк в гневе?
– Не видел, но наслышан, – отозвался Павел. – Я вот что подумал, Олле…
Уилл поморщился, но поправлять старого товарища не стал.
– Что,
Крысиный Король посмотрел на свои перстни. Подумал еще раз и развернул каждый камнем внутрь.
– Вот сегодня и узнаем.
В сопровождении Вербера Одноглазый Уилл спустился в зал, где Анхен удалось создать торжественную и немного зловещую атмосферу – там было слишком чисто. Сияли даже пепельницы, обычно напоминавшие дохлых ежей.
Уилл сел во главе стола, Анхен заняла место по правую руку, а Павел с еще одним охранником – за его спиной. Специально отобранные для «кордебалета» крысы выстроились у стены.
Ровно в назначенный час дверь зала отворилась и… в нее влетел карманник по кличке Клоп.
– Вы не поверите! – громким шепотом возвестил он. – А посол-то «мордашка»!
Крысы загудели, Анхен переменилась в лице и так грозно цыкнула на Клопа, что тот исчез быстрее, чем грош из кармана. И прежде, чем дверь за ним захлопнулась, ее подхватила другая рука.
Не успел Уилл осмыслить тот факт, что посланник Дона Милошевича оказался девушкой, как в зал вошел светловолосый, строго одетый мужчина. На нем был синий костюм тройка и кипенно-белая рубашка. Незнакомец настороженно, по-волчьи повел жилистой шеей, будто обнюхивая комнату и, наконец, повернулся лицом к Уиллу.
Крысиного Короля будто обдало кипятком от взгляда этих ледяных, глубоко посаженных глаз. Едва владея собой, он стал медленно подниматься на ноги, но тут, из-за плеча мужчины показалась маленькая черная шляпка, еще миг – и он увидел ее обладательницу. Рыжеватые волосы до плеч полыхнули луковым золотом в тусклом солнечном свете. Вот она вошла, подняла ресницы…
Уилл окаменел, так до конца не определившись, стоять ему или упасть замертво.
Комнату затопило молчание.
У молчания Уилла, Нильса и Луизы было много общего. Павел еле сдерживался, чтобы не закричать во весь голос. О причинах пораженного молчания Анхен Монк знала только она сама.
Крысы молчали из совершенно нормального человеческого любопытства и опаски перед Худшим из Худших, который до сих пор не издал ни звука. Они переводили бегающие глаза с посланцев далекого иберийского босса на своего Короля, ожидая приказа.
Девушка в черной амазонке прижимала к груди стилет из темной стали. Ее костяшки побелели так сильно, что казалось, она готова кинуться со своим оружием на Одноглазого Уилла. Ее спутник также вперил враждебный взгляд в их предводителя. Сам Крысиный Король вцепился в край большого стола, будто боялся свалиться на пол. Никто не знал, сколько продлится эта немая сцена.
Первой нарушила тишину посланница.
Она резко вздохнула, раздув точеные ноздри, и заговорила:
– Луиза Бригитта Спегельраф, доверенное лицо Борислава Милошевича, к вашим услугам. Вы предложите даме присесть?