Макроскоп
Шрифт:
Успокоившись, первый мужчина заговорил вновь:
— Это Персис, что означает — хранительница мира.
Девушка сделала что-то вроде реверанса и улыбнулась, обнажив ряды ровных и белых зубов.
— Это Лида, что означает — любимица всех.
Вторая девушка тоже слегка присела и улыбнулась столь же вежливо, как и первая.
— А это мой лучший друг — Дурвин.
Второй мужчина поднял руку в приветствии и весело подмигнул.
— А я, — скромно произнес представлявший всех, — Хьюм — тот, кто любит дом.
Его улыбка затмила всех остальных.
Беатрикс попыталась было что-то сказать, но Хьюм присел
— Не называй себя. Мы знаем уже, кто ты. Разве не ты принесла нам радость?
— Она та, что приносит радость! — воскликнул Дурвин. — Ее имя будет…
— Беатриса! — хором прокричали девушки.
— Нет, — торжественно произнес Хьюм. — Это означает обычную радость, а она у нас необычна.
Дурвин внимательно посмотрел на нее:
— Ты прав. Взгляни на ее волосы! Это же бриллиант в кристалле кварца! Но все же радость — вот ее предназначение; не Беатриса, но…
— Беатрикс! — довершил Хьюм.
— Мы будем называть ее Трикс, — сказала Персис.
Беатрикс терпеливо их слушала.
— Вы знали мое имя раньше, — наконец сказала она.
— Мы знали, что там должно быть, — ответил Хьюм таким тоном, будто все объяснил.
— Где я? — она окинула взором белый, с полосками выброшенных штормом водорослей, пляж, сине-зеленую гладь моря.
— А где бы тебе хотелось оказаться? — вежливо поинтересовался Хьюм.
— Ну, я не могу сразу ответить. Думаю, это не имеет значения. Это как сон Иво, когда он оказался в Тире — но все же это так реально — совсем не похоже на сон!
— Пойдем, — сказал Дурвин. — Уже темнеет, а деревня далеко.
— Да, — согласилась Лида. — Мы должны представить тебя нашим товарищам.
Затем Беатрикс шла по длинному пляжу, любуясь бликами отраженного от волнующегося океана заката. Мужчины шагали рядом, с обеих сторон, девушки вприпрыжку следовали за ними. За пляжем начинались заросли пальм, отбрасывавших длинные колышущиеся тени на песок. Воздух был теплый и влажный, насыщенный пряными ароматами моря. Под ногами приятно шелестел горячий песок, то и дело попадались цветные камушки и колючие ракушки.
В сознании всплыло слово «мюрекс» [41] — но она не могла определить ни значение, ни происхождение слова — одно лишь знала точно — таких ракушек она раньше не видела.
Через пол мили на излучине пляжа показалась деревня — стайка конических палаток на берегу. В центре деревни пылал большой костер, искры взлетали высоко в вечернее небо, иногда вырывались легкие красные крупицы пепла, которые затем медленно летели к океану. Запахло горящей целлюлозой, обугленными водорослями и жареной рыбой. Беатрикс почувствовала голод.
41
Игольчатый моллюск, из которого финикийцы делали свой знаменитый пурпур.
Хьюм взял ее под руку и подвел к толпе аборигенов.
— Это Трикс, — объявил он. — Пришла из воды, великая радость нам, что она чувствует себя хорошо.
— Еще один спасенный! — закричал кто-то.
Они столпились вокруг нее — стройные, черноволосые, излучающие здоровье и дружелюбие. Их было около тридцати, и столь симпатичной компании она не встречала еще никогда в жизни.
— Посмотрите,
Беатрикс смущенно рассмеялась:
— Я вовсе не красивая. Мне уже почти сорок.
Она вспомнила о Гарольде. Было как-то непривычно, несколько не по себе без него, хотя ее окружали, вне всякого сомнения, очень милые люди. А может, Гарольд, Иво и Афра все еще висят в той камере и наблюдают за ней, как когда-то все они смотрели на Иво? Но ведь внутри ее не было личности Шена, чтобы подстроить такое путешествие… все было так сложно.
Люди вокруг заулыбались.
— Нам нужно построить тебе дом, — сказал один из них, и все засуетились. Одна из палаток служила, по-видимому, складом, из нее мужчины вынесли свертки какой-то материи, шесты, мотки шнура. Они воткнули шесты глубоко в песок и связали концы наверху. Другие в это время развернули материю и обернули ею каркас. Беатрикс заметила, что по краю материи были прикреплены застежки, так что можно было легко соединить вместе два куска ткани или крепить их к каркасу. Вскоре жилище Беатрикс было готово — веселый многоцветный вигвам. Все отошли и выжидающе посмотрели на нее.
— Очень мило, — сказала она, — но…
Все чего-то ждали, но она не знала, что говорить дальше. Это было действительно очень мило, и общество этих людей казалось ей приятным, но как спросить у них, что же она делает здесь, в чем смысл ее пребывания в этом мире?
Она куда-то вошла — что-то вроде диаграммы? — откуда-то спускались маленькие шарики, вращались какие-то колеса, она видела странных животных, будто сошедших с иллюстраций в астрологических книгах Гарольда, а затем упала в пруд с говорящими рыбками — либо она сама стала каким-то образом говорящей рыбой? — а на дне пруда было что-то написано. Она смутно припоминала, что надпись на дне относилась к истории, и к тому, зачем она, Гарольд, Иво и Афра прибыли в это место. В то место. Сейчас же она была одна, вне истории, и никто не давал объяснений, и она не знала, как сформулировать свой вопрос.
Эх, был бы здесь Гарольд, он бы обо всем позаботился! Он был так практичен в подобных вещах.
— Большое вам спасибо, — ничего лучше она не могла придумать.
— Споем песню в честь Беатрикс! — прокричал Хьюм. И полилась песня — воплощение бьющей через край молодой радости этих людей. Голоса девушек напоминали флейты — они были изумительно чисты и высоки.
Затем все уселись вокруг костра — теперь он был уже сияющим кольцом багровых углей. По кругу начали передавать ломтики аппетитной, сочной рыбы, завернутой в плотные зеленые листья. Все пили какой-то напиток, похожий на кокосовое молоко, но более густой и сытный. Беатрикс было забеспокоилась, что это может быть алкоголь, но быстро обнаружила, что это не так.
Фонарей или светильников здесь, похоже, не было — когда костер погас, все сидели в темноте. Мужчины рассказывали истории о том, какую рыбу им удалось сегодня загарпунить, или почти удалось; о том, что за места они сегодня разведали — если верить их рассказам, то это были удивительные места, и тут водилась просто сказочная рыба. Девушки хвалились тем, какие прекрасные цветы они видели в лесу, либо какие замечательные камушки нашли на берегу. Никто не спрашивал Беатрикс, откуда она, что, впрочем радовала ее, так как сама она ничего не могла понять.