Максим Горький в моей жизни
Шрифт:
Как беседовать
Ваэнейшим методом воздействия считаю беседу. Причем эту беседу должен проводить человек высокоавторитетный. В с я н а ш а с и с т е м а в о с п и т а н и я - э т о р е а л и з а ц и я л о з у н г а о в н и м а н и и к ч е л о в е к у . О в н и м а н и и н е т о л ь к о к е г о и н т е р е с а м , е г о н у ж д а м , н о и к е г о д о л г у .
На борьбу с ворами призвали коллектив. Попавшийся вор вызывался на собрание. Оно происходило в большой комнате. С центра потолка свисает большая яркая люстра. Виновнику предлагают выйти на середину. Если он вышел и стал в небрежную позу, все собравшиеся предлагают: "Стань смирно!" Ослушаться всего собрания никто никогда не осмеливался. Затем выступал наш воспитанник Землянский, которого мы звали Робеспьером. Робеспьер произносит гневную стремительную речь и в заключение предлагает выгнать виновника из коммуны. Затем выступают
– Мы ведь исправляем таких. Если его выгоним, он опять станет беспризорным. Нужно дать ему возможность исправиться. Я думаю, что его исправить можно. Предлагаю его зачислить в нашу бригаду. Мы за него поручимся. Выгнать всегда успеем.
Излишне отрицать, что этот вор может украсть еще раз, еще два выступавшие ребята об этом говорили), но больше воровать он не будет. И спустя сравнительно короткий срок он "входит в норму".
Товарищеский "чай" Часто мы практиковали такой способ сближения людей. Раз в пятидневку вечером я накрываю у себя в кабинете стол для чая, приглашаю бригаду. В этой бригаде есть, конечно, и плохие воспитанники. Во время чая происходит задушевная беседа. Выступающие воспитанники обрушиваются на недисциплинированных, а я беру их под защиту, говорю приблизительно следущее:
– Что вы на них напали? Они ведь хорошие ребята. Ну, были грешки, надо думать, что это проступки повторяться не будут.
Воспитанники дорожат этими беседами. Они с нетерпением ждут, когда я их приглашу на чай следующий раз.
ВЫБОР ПРОФЕССИИ
И до революции я работал с детьми#1. Как и полагалось до революции, в моем ведении находилось очень ограниченное социальное поле. Я сам был сыном рабочего, и мои ученики были такого же сорта. Официальные люди того времени называли нас мастеровыми. Все же у меня были дети мастеровых более высокого ранга - железнодорожников. Родители их были народом квалифицированным: заслуженные деятели паровозных и вагонных парков, машинисты, их помощники, токари, попадались между ними и начальниками станций.
Железнодорожники жили лучше других рабочих и даже несколько гордились своей хорошей жизнью. И детей своих учили не в каких-нибудь "начальных" трехлетках и не в церковноприходских школах, а в специально для них придуманных "пятилетках". Одним словом, мои ученики составляли некоторым образом привелегированное детство.
Оканчивая пятилетку, мои ребята приступали к выбору жизненного пути. Я руководил ими, и тогда мне казалось, что я действительно им помогаю и что без моей помощи трудно было ребятам выбрать жизненный путь. А сейчас я вспоминаю это время и думаю насмешливо: собственно говоря, ребятам моя помощь и не требовалась: выбора никакого не было. Я проработал в железнодорожной школе девять лет, выпустил в жизнь человек 500; всем помог выбрать профессию, и все они, за малым исключением... сделались железнодорожниками. То, что я называл выбором профессии, было вариацией на очень малом диапазоне: от паровозного слесаря до паровозного машиниста. Окончив школу, мои ребята поступали в тот или иной цех "учениками". Я годами встречал их в этом завидном звании, и они все были похожи друг на друга: замасленная, заношенная рубашка, измазанная мордочка, в руках неизменные "концы". Учебная пабота их заключалась почти исключительно в том, что они целый день ползали в самых грязных местах и вытирали части машин и паровозов. Только когда у них начинала сильно отрастать борода, их переводили в помощники слесаря, это было уже большим карьерным достижением. Заработки их выражались в каких-то грошах, и тем не менее при выборе профессии этот заработок был чуть ли не единственным стимулом.
* * *
После революции судьба поручила мне "самый низший отдел человечества" беспризорных... Вот кто составлял мое обычное общество. До того как попасть в колонию, эти маленькие люди, собственно говоря, уже выбрали себе "профессию", были ею очень довольны и мою непрошенную консультацию встречали даже с некоторым сопротивлением.
Но я терпеливо приучал их к труду и к школе, вокруг себя они видели новое, советское общество, новую свободу, новые пути человека. перед их глазами, как и перед глазами всех советских юношей, открылись широкие дороги. Сначала осторожно, потом все смелей и смелей мои воспитанники вступали на них, захватывали новые области, открывали новые перспективы. Скоро закончится 17 лет, как я работаю с ними. Многие мои воспитанники давно стали взрослыми людьми, женились, имеют детей. Тысячи разошлись по Советскому Союзу, и все нашли для себя профессию. Что они выбрали?
Вот я
И что поразительно: при выборе профессии они меньше всего думали о будущих заработках, о материальных стимулах. Они жадными глазами следили за великим подьемом нашей жизни и видели, куда требуются силы, где не хватает людей, куда призывает их партия. В начале первой пятилетки они все бросились в индустрию. "Инженер" - вот что выражало в их глазах высшую степень выполнения долга, высшую форму деятельности. И от того времени много осталось на этом пути: инженеры-технологи, инженеры-строители, специалисты по тяжелому машиностроению, по легкому машиностроению, авиаконструкторы. Потом, когда в самом настойчивом порядке дня стали вопросы культурного строительства, дороги моих учеников стали разнообразнее. Многие пошли учиться на исторические, педагогические, медицинские факультеты, многие ушли в такие заманчивые области, как геология, появились первые представители в области искусства - студенты литературных факультетов, музыкальных институтов, театральных студий, художественных школ. Особый отдел составляют военные вузы, и самый любимый отдел - летные школы.
Конечно, выбор профессии в советское время - гораздо более трудное дело, чем до революции. Главное затруднение, если угодно, главный недостаток нашего времени - слишком много путей, слишком широки возможности. Чтобы выбрать профессию, теперь не нужно оглядываться ни на классовое или сословное положение, ни на материальную обеспеченность, ни на самодурство родителя. И бывает нередко, когда юноша или девушка растеряются перед этими просторными далями, бросится в одну сторону, увидит нечто более привлекательное. Потом оказывается, что ему вовсе не это нужно, что на самом деле по призванию своему он не летчик, не инженер, а музыкант или медик. И поэтому в настоящее время гораздо большее значение имеет помощь родителя и воспитателя.
Конечно, не всем удается осилить учебу и дойти до вуза. Многие так увлекаются характером своей работы. что уже не могут добраться до учебных вершин и остаются на средних пунктах: начальниками цехов, инструкторами, монтерами. Но в своей жизни они все равно пережили настоящие стремления, все равно испытали прелесть свободного выбора дороги, а если выбрали более узкую, то по доброй воле.
БОЛЬШЕ АКТИВНОСТИ В ИГРЕ
Очень часто мне вспоминается парадокс моего друга - педагога: "Игрушка тогда хороша, когда ребенок не играет, а действует". В этом парадоксе чрезвычайно справедливо требование активности. Скажем, ребенку подарили пароход и он в течение целого дня только водит его по комнате. В этом случае творческая инициатива ребенка не проявляется. Представим себе другой случай. У ребенка имеются только материалы, из которых он создает по собственной иницативе какие-то сооружения. У него есть песок, вода, спички, стебли растений, и он устраивает парк, проводит дорожки. Пусть у него даже есть пароход, но он увлечен не простым движением его по полу комнаты, а затевает широкое водное хозяйство - строит порт, прудит реку, нагружает и разгружает пароход, что-то перевозит с места на место, руководствуясь при этом какой-то целью. Только такая игра будет настоящей, содержащей в себе целесообразное действие.
дети менее обеспеченной семьи поэтому играют всегда лучше и богаче, чем дети, имеющие много готовых дорогих игрушек.
Я считаю, что было бы очень хорошо, если бы в наших магазинах было больше материалов для игры.
ПИСЬМО Л.В.КОНИСЕВИЧУ
Москва, 18 апреля 1937 г.
Дорогой Леонид!
Ты не можешь себе представить, как приятно и важно было получить от тебя письмо, которое с таким опозданием переслали мне из Броваров, где я давно не работаю (с конца января). Горячо поздравляю тебя с орденом и с тем, что ты не подкачал в своем человеческом достоинстве. Горжусь тобой и уверен, что и дальше ты останнешься таким же благородным человеком.
Я сейчас живу в Москве на постоянном жительстве. Возможно, что ты будешь в Москве, в таком случае обязательно будешь у нас.
Что касается твоей женитьбы, ты же знаешь мой характер? Я Нину знаю
хорошо. Если ты поднимешь ее до значения настоящего человека, это будет новая твоя заслуга. Не знаю, может быть, это дело и трудное, но я люблю детей, которые берутся за трудные дела. Во всяком случае, искренне желаю тебе и Нине счастья и удачи в жизни, а счастье и удача придут только тогда, когда люди меньше всего за ними гоняются, а больше думают о больших человеческих делах.