Максим и Федор
Шрифт:
Я спросил: как же вы тут живёте? Он мне ответил, что собираются все мужики и идут в Ожогин Волочёк весь день, а если там ничего нет, то идут до самой ночи дальше, вместе с мужиками из других деревень.
Тогда я говорю: ну, пошли. Пошли мы в Ожогин Волочёк с заплечными мешками, какие тут специально у всех мужиков есть.
Больше писать нечего.
До свидания. Фёдор.
Здравствуй, Фёдор.
А…. Иди в жопу.
Здравствуй, дорогой Максим.
Я всё удивляюсь многозначительному факту,
И на могиле написано: умер от похмелья.
Всё это происходит на фоне того, что тут нет вытрезвителя. Поэтому на улице можно ходить, сколько хочешь.
Получил твоё письмо. Пиши ещё.
Больше писать не о чем.
Очень по тебе соскучился: трижды кланяюсь тебе в ноги до самой мать сырой земли.
До свидания. Фёдор.
Здравствуй, Фёдор.
Не могу писать, похмелье ужасное. Вот поправился, получше.
Здравствуй, дорогой Максим.
Все тут меня полюбили за то, что я городской. Многим мужикам я на память написал своё стихотворение «На смерть друга».
Если ты его не помнишь, я напоминаю:
НА СМЕРТЬ ДРУГА
Шла машина грузовая. Эх! Да задавила Николая.Мужики тут все хорошие, добрые. Читал им твои письма, понравилось. «Ишь, говорят, конечно, оно похмелье… А поправился, так и хорошо ему, Максиму-то!» Но мои письма, говорят, складнее.
Я их тут так научил делать: не идти из Ожогина Волочка обратно домой, а прямо там всё выпивать. Жжём там по ночам костры, я учу их дзен-буддизму, поём песни. А наутро — пожалуйста, магазин!
Больше писать не о чем.
Бью тебе челом прямо в ноги.
До свидания. Фёдор.
Здравствуй, Фёдор!
Мне сейчас тяжело писать, Василий за меня пишет.
Здравствуй, Фёдор.
С интересом читал твои письма — и вспомнилось из Андрея Белого:
«Вчера завернул он в харчевню, Свой месячный пропил расчёт; А ныне в родную деревню, Пространствами согнут идёт…»И дальше:
«Ждёт холод да голод — ужотко! Тюрьма да сума впереди. Свирепая крепкая водка, Огнём разливайся в груди!»Но Боже, сейчас-то положение хуже! И, оказывается, везде!
Ведь вся страна — да что страна, нет никакой страны что весь народ начнёт вот-вот вырождаться!
Пьяные слёзы закапали все прямые стези и вот-вот превратятся в болота.
«Приуготовьте пути Господу, сделайте их прямыми!» — как же! «Все в блевотине и всем тяжко, гуди во все колокола никто и головы не поднимет…» — писал классик.
Да не хуже
Ну ладно… До свидания. Василий.
Здравствуй, дорогой Максим.
Получил твоё письмо и Василия. Спасибо, Василий, пиши почаще.
Я живу хорошо. Сделали себе в лесу около Ожогина Волочка землянку. Некоторые мужики из Ожогина Волочка живут в этой землянке с нами хорошо и дружно.
Я написал стихотворение, которое они читают всяким женщинам, когда женщины приходят к нашей землянке. Вот это стихотворение:
НЕЗНАКОМОЙ ЖЕНЩИНЕ
Отойди! Взад иди!Есть второй вариант:
НЕЗНАКОМОЙ ЖЕНЩИНЕ
Отойди! В зад иди!Но второй вариант я никому из мужиков не говорил, а то неудобно.
Больше писать не о чем.
До свидания. Фёдор.
Здравствуй, дорогой Максим.
Как ты напишешь, так и будет; сам давно не знаю, что делать. Вот всё тебе расскажу, как было.
Приходим мы с мужиками утром в магазин, один мужик, Николай (хороший мужик, добрый), говорит: «Тётя Маша! Дай нам десять бутылочек косорыловки».
И вдруг продавщица говорит: «Хватит! Авчарася приходили председатель, говорит: сенокос начался. Не давай им больше ничего! И завозить больше ничего не будут, пока сенокос не кончится».
Николай говорит: «Сенокос — сенокосом, а косорыловку-то дай».
Она ему: «Хватит!»
Николай тогда так оформил свою мысль: «Так лучше бы тебе, стерва, председатель сказал: расстреляй их всех, а то сенокос начался!»
А она ему: «Уйди, Николай, креста на тебе нет!»
Тут все мужики стали меня подталкивать — скажи, мол, ты городской.
И только я собрался высказать ей свои соображения, она говорит: «А городского вашего видеть не могу! Он вас подбил, это вы через него в землянке жить стали!»
Максим! Максим! Мне стало так плохо и стыдно, я даже закрыл лицо руками, вышел из магазина и сел на крыльцо.
Тут все мужики тоже вышли и мы пошли по дороге, куда глаза глядят.
Напиши мне телеграмму, Максим.
Больше писать не о чем.
Трижды бью тебе челом в ноги.
До свидания. Фёдор.
ФЁДОР, ХВАТИТ ТЕБЕ ТАМ ОКОЛАЧИВАТЬСЯ, ПРИЕЗЖАЙ ОБРАТНО! МАКСИМ.
Здравствуй, дорогой Максим.
Я получил твою телеграмму, спасибо.
Знаешь, Максим, я подумал и вижу, что не могу же я взять всех мужиков с собой, потому что поселить всех в нашей комнате мы, наверное, не сможем, не поместимся (а может, как нибудь поместимся?); а вырыть в нашем дворе землянку — там будет холодно зимой.
Поэтому я сейчас приехать ещё не могу, я останусь и буду думать, что делать.
До свидания. Фёдор.
ДНЕВНИК ФЁДОРА