Шрифт:
Малахитовая душа (повесть)
Окрестности Нижнего Тагила. Июнь 1997 года.
– Поднажми! – Гога на заднем сидении аж подпрыгивал от нетерпения. – Сейчас нагоним!
– Отвянь! – сидевший за рулем Прохоров был явно не в настроении. – На такой дороге только и нажимать! Подвеску убьем нафиг! Ты машину чинить будешь? Тогда не лезь!
Джип «гранд чероки» как раз после этих слов будто нарочно подскочил на очередной колдобине. Зубы водителя и двух пассажиров лязгнули почти в унисон.
– Сбавь
Для двоих «быков» в джипе он был бригадиром, и на своего знаменитого тезку у Тургенева походил не только именем, но и статью. Разве что немотой не страдал. Среди боевиков-ликвидаторов тагильских центровых он был далеко не последним, и трупов на нем висело предостаточно, а потому авторитет его среди экипажа джипа сомнению не подвергался.
– Да ты чо, Герасим?! – выпучил глаза сидевший сзади Гога. – Уйдет ведь!
– Не ссы – не уйдет!
– Да куда он денется?! – поддержал бригадира Прохоров. – Это ж не дорога, а яма на яме! Его драндулет скоро развалится, а не развалится – так застрянет наглухо. Тут мы его и возьмем…
– Точно, за жабры! – радостно подхватил Гога. – Мочканем и в болото. Никто и не найдет.
– Я те мочкану! – рыкнул на него Герасим. – Совсем берега попутал, беспредельщик?! Забыл, что Кабан сказал?
– Помню, – насупился Гога.
– Что?
– Поучить примерно уважению.
– Он говорил «мочить»?
– Нет.
– А что еще говорил?
– К нему привезти, – совсем тихо ответил Гога.
– Не слышу!
– К нему привезти сказал!
– Про труп в болоте речь шла?
– Не шла.
– Смотри – если руки сильно чешутся, можно ведь сделать так, что все чесаться перестанет. Навсегда. Усек?
– Усек.
Пока шла эта перепалка, погоня по скверной грунтовке, ответвившейся от прямой дороги на Черноисточинск, углублялась все дальше в лес, забирая в сторону горы Привалиха. «И куда он ломится? – мысленно недоумевал Герасим, раздраженный как упертостью «клиента», так и тупостью помощника. – Убежище у него там, что ли?»
Простое, на первый взгляд, задание – прессануть строптивого коммерсанта, от души навалявшего парочке переговорщиков, направленных к нему главарем тагильской группировки Павлом Кабановым предлагать крышу, обернулось на поверку нешуточным геморроем. Сгоревшая лавка коммерсанта нимало не вразумила, и он, погрузив свое барахлишко в «газель-фермер», сдернул из города на юго-запад, по направлению к Черноисточинску. Каратели Кабанова пустились следом. И вот почти догнали, успев по дороге порядком рассвирепеть. Так что урок мужика ждал суровый. Как сказал один известный киногерой, «бить будем аккуратно, но сильно!» Ибо нефиг!
– Слушай, может, ему по колесам пальнуть? – осторожно предложил осаженный предыдущей отповедью Гога. – Сколько можно по этим ямам скакать?!
– Давай, – подумав, разрешил Герасим. – Но только по колесам! А то я тебя знаю.
– Не боись, все будет в лучшем виде! – осклабился обрадованный Гога.
Открыв окно, он высунулся из машины со своим излюбленным «стечкиным» чуть ли не по пояс, что при такой дороге было крайне рискованно, и начал палить. Попал он раза с четвертого. «Газель-фермер» вильнула, подпрыгнула и, врезавшись в маленький пригорок, на котором росла хиловатая сосенка, заглохла.
– Вылезай, приехали! – гаркнул Герасим в сторону неподвижной «газели». – Иди сюда и резче! Лучше не зли нас!
Дверь с водительской стороны медленно открылось, и коммерсант вылез, предусмотрительно держа руки на виду.
– Что вам от меня надо? Почему вы не оставите меня в покое?
Герасим аж руками развел.
– Ну ты, мужик, и вопросы задаешь! Ведь знаешь понятия: живешь на территории Кабана, бизнес делаешь – плати!
– Твой Кабан разве весь Тагил купил?
– Весь, не весь, а магазин твой под его опекой.
– Что ему за дело до моей лавочки? Доход-то плевый!
Герасим покачал головой:
– Тут не деньги главное, а принцип, уважение. Если такие, как ты, борзеть начнут, Кабан авторитет потеряет, а это нехорошо. А ты борзеешь, мужик. Ребят наших зачем побил? Теперь платить надо. И за ущерб моральный, и за хлопоты наши. Иди по-хорошему, так тебе воспитательная беседа дешевле обойдется. – Бригадир ухмыльнулся. – Может, меньше костей сломаем. Совсем без этого нельзя, сам понимаешь.
Теперь уже головой покачал коммерсант.
– Не пойду. Кабан твой – не указ мне. Не ему меня уму-разуму учить. Уважение, его заслужить надо. Хочешь, застрели меня прямо здесь, если духу хватит. А нет – отпусти.
Герасим молчал. Что-то шло не так, неправильно. Ему, как бригадиру карателей, попадались упорные «клиенты», но впервые попался тот, в ком не было ни страха, ни ответной агрессии. С такими реакциями Герасим знал, что делать, а тут слегка растерялся. Кроме того, происходило нечто странное. Там, за врезавшейся в дерево «газелью», где дорога ныряла в суровые хвойные объятия леса, клубилась какая-то густая зеленоватая дымка. Здесь, на Урале, Герасим привык к туманам и видел их много раз, но такой странный цвет наблюдал впервые. Впрочем, сейчас не до того. Коммерсант обнаглел вконец. Боли и пыток не боялся. Стрелять, говоришь? Что же, это мы можем!
Бригадир поднял оружие. Он, в отличие от подчиненных, предпочитал австрийский «глок», из которого стрелял превосходно даже на предельных дальностях. Хочешь умереть? А вот хрен тебе! Есть другие варианты. Между ними было пятнадцать метров, но дистанция Герасима совершенно не смущала. Он чуть опустил прицел и выстрелил. Пуля попала в бедро коммерсанту. Тот упал, сжав зубы, чтобы не крикнуть.
Герасим повернулся к Гоге, торжествующе улыбаясь, но тут на него упала огромная тень. Бригадир поднял глаза и остолбенел. Нависавшая над дорогой скала, которую джип миновал перед остановкой, вдруг как-то увеличилась в размерах и верхушка ее стала черной. Более того – она на глазах меняла очертания. Ошеломленные каратели во все глаза смотрели на происходящее диво, не замечая, что зеленый туман уже заволок и лежащего камнереза, и его заглохшую «газель». А верхушка скалы уже превращалась в нечто чудовищное – этакая громадная гранитная горгулья с ониксовыми крыльями.