Малакай и я
Шрифт:
— Вы двое всегда заряжали наш город энергией, — прошептала Мерфи, пока я смотрела на Малакая.
Он был так же прекрасен, как и всегда, даже с растрепанными волосами, небритым лицом и темными кругами под глазами.
— Что я могу сказать, мы энергичные люди, — прошептала я, добравшись до края его кровати. Я протянула руку и убрала волосы с его лица. — Слышал? Мы энергичные, мы живые.
Повернувшись к ним, я улыбнулась.
— Спасибо всем.
— Нет, Эстер, спасибо вам, — сказала Мерфи, стоя рядом с Дэвидом и готовая заплакать.
—
Я кивнула, снова глядя на Малакая.
— Это было бы здорово. Ты восполнишь для меня пропущенные восемнадцать дней?
МАЛАКАЙ
Час назад я думала, что люблю тебя больше, чем любая женщина когда-либо любила мужчину, но спустя полчаса я знала, что то, что чувствовала до этого, просто ничто по сравнению с тем, что чувствую сейчас. Но через десять минут после этого я поняла, что моя прежняя любовь просто лужица по сравнению с бурными морями перед штормом. — Уильям Голдман. Я бы не смогла сказать лучше. От касания любви все становятся поэтами. — Платон. Это должно быть вашим девизом, мистер Лорд. Я любил ее вопреки разуму, вопреки обещанию, вопреки покою, вопреки надежде, вопреки счастью, вопреки любому разочарованию. — Чарльз Диккенс. Окей, забудь Платона, вот это будет твоим девизом, нужно получить права или что-то такое.
Она захихикала, голос ее был мягкий. И так близко, будто она говорила мне прямо в ухо.
— Малакай? Малакай, любимый, проснись.
Открыв глаза, я долю секунды смотрел на белый потолок, а потом надо мной появилось ее улыбающееся лицо. Ее локоны спадали вниз, а карие глаза были наполнены ликованием.
— Я знала, что ты просыпаешься.
Я смотрел на ее прекрасное лицо и потянулся дотронуться до него.
— Мы умерли, — я наконец собрался заговорить.
— Да, — кивнула она, все еще улыбаясь. — Ты встретил его... в садах?
— Он дал мне яблоко, — прошептал я.
— А теперь мы снова живы, — сказала она. Она положила руку мне на лицо, и я чувствовал ее. О-о... господи...
— Эстер. Ты Эстер.
Она засмеялась и обняла меня.
— Да. А ты Малакай. Мы все еще мы. Мы все еще здесь.
— ХА! — засмеялся я и прижал ее к себе. — Вы оба должны мне, по меньшей мере, лет десять, знаете это?
Эстер пошевелилась немного, но я не отпустил ее далеко. В палату вошла доктор Ниси, держа медицинскую карту, и посмотрела на нас. Она и правда выглядела измотанной и мешки под глазами были тому доказательством. Но я не мог перестать улыбаться.
— Доктор? — спросил я, когда она подошла и взяла меня за руку проверить пульс. — У меня три вопроса.
— Подождите. — Она приложила к моей груди стетоскоп, очень долго слушала, и я посмотрел на Эстер, которая улыбнулась мне в ответ. — Хорошо. Какие вопросы?
— Во-первых, она в порядке?
— Вы понимаете, что у вас был сердечный приступ и что сейчас я проверяю вас?
Я ухмыльнулся на это:
— Понимаю,
Она вздохнула и покачала головой на нас обоих.
— Мы проверили ее с ног до головы и за исключением скана ее мозга она полностью здорова. Второй вопрос?
— Долго я был в отключке?
— Несколько часов, что не так уж необычно, учитывая, что вы не высыпались. — Сделав глубокий вдох, я закрыл глаза и расслабился, пока она спрашивала. — И ваш третий вопрос?
Открыв глаза, я прямо посмотрел на нее.
— Здесь есть кто-то вроде священника?
Она нахмурилась, а я почувствовал, как шевельнулась Эстер, но еще не посмотрел на нее. Улыбаясь, я сказал:
— Я хочу жениться на этой женщине до того, как чье-то из наших сердец решит снова нам отказать... — Эстер смотрела на меня, широко открыв глаза. — Если она, конечно, согласится.
Она засмеялась и снова обняла меня.
— А ты вообще должен спрашивать?
— Ты же не хочешь, чтобы добрый доктор подумал, что я нахал? — засмеялся я, прикусил губу и прижался щекой к ее лицу, когда она начала плакать.
— Я узнаю и вернусь, — мягко сказала доктор Ниси и оставила нас одних.
Я повернулся к Эстер, которая все еще плакала. Она обвила меня руками, я сделал то же самое, и мы оба легли на кровать.
— Эстер, я не видел твои глаза несколько дней... прошу, посмотри на меня.
Она покачала головой, хлюпая носом.
— Ох! Мое сердце...
Она резко подняла голову, и когда я засмеялся, она готова была меня треснуть. Но я, как мог, приподнялся и быстро поцеловал ее в губы. Она перестала сердиться и снова легла, ее лицо всего в нескольких сантиметрах от моего.
— Это я сделала, — прошептала она, дотрагиваясь до моего шрама.
— Ты помнишь?
Она кивнула.
— Я помню все. Мы начали в Помпеи.
— А закончим в этой жизни, смотря вот также друг на друга в восемьдесят лет.
— Восемьдесят лет? — она вздохнула и засмеялась. — Ты и в сто лет будешь здоров.
— Звучит неплохо. — Я ущипнул ее за щеку. — Я уверен, кто-нибудь поможет мне прожить долго.
Она тронула меня за руку.
— Ты уверен, что это наша последняя жизнь. — Я кивнул. — Почему?
— Много причин.
Она надула губы, и я улыбнулся.
— Делись.
— Потому что мы уже умерли. Потому что ты уже помнишь, а мы все еще здесь. Потому что я чувствую это. Потому что я хочу этого. И что особенно важно... Я думал о них, о всех людях, которые боролись за нас, защищали нас и пытались помочь нам.
— Особенно важно что? — В ее глазах было столько искренности, что часть меня хотела больше ее поддразнить, но я не мог.
— Особенно важно, Эстер, что впервые в истории мы живем в мире, который позволяет нам любить, несмотря на статус, наши семьи, цвет кожи или наше окружение. Мы не втянуты в войну. После почти двух тысяч лет и одной тысячи жизней мы вольны любить друг друга. Вот в чем разница.
— Моя семья угрожала вмешаться...
— Диана родила тебя, но она не твоя мать. Она не семья. С другой стороны, она попыталась, но ей не удалось.