Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ
Шрифт:
По этой команде гладиаторы-легионеры тут же разделились на группы из трех воинов, двое из которых прикрывали третьего своими широкими щитами, пока тот беспрепятственно калечил несчастную лошадь конника, мгновенно надрезая связки. Через минуту перед боевым порядком пехотинцев оказался целый вал из раненых животных и их поверженных хозяев. Стало понятно, что бой перешел в ту стадию, когда ни одна из сторон не имела перевеса. Умелое командование Лейтенанта и прекрасная выучка его гладиаторов привели к тому, что колесницы и конница не успели раздробить и уничтожить центурию в открытом поле. Ретиарий оглядел строй своих бойцов: несмотря на понесенные потери, на ногах стояло больше двух третей от первоначального количества. Хопломах
— А ты парень что надо! С такой башкой надо командовать легионом!
Лейтенант ухмыльнулся в ответ:
— Может, и доживу до этого времени, если не умру от твоей вони!
Фирмус, не обидевшись, утер кровь с лица хвостом мертвой лошади и вытащил из седельного чехла дротики хозяина. Его примеру, воспользовавшись паузой, последовали и остальные гладиаторы. Заскучавшие зрители начали шумно выражать свое недовольство явно проигрывавшими конниками. Почувствовав это, распорядитель прокричал:
— И вот на помощь доблестным легионерам, сдержавшим первый удар Ганнибала, пришел союзник римлян — мужественный и верный царь Нумидии Масинисса!
Далекие ворота вновь распахнулись. В них показалась сотня темнокожих жителей африканской пустыни в позолоченных латах и с длинными копьями. Во главе колонны находился всадник в шлеме с пышным султаном перьев. По-видимому, это и был сам «верный» Масинисса, когда-то успешно провоевавший десять лет на стороне Ганнибала, прежде чем перебежать на сторону римлян. «Карфагеняне» стали затравленно озираться: они вот-вот должны были оказаться между двух огней. Предчувствие их не обмануло. Когда пехота и африканская конница ударили с двух сторон, их судьба была решена. Под восторженный рев толпы за каких-то пять минут их тела усеяли окровавленный песок огромной, в форме вытянутого эллипса, арены. Лишь отдельные всадники отчаянно пытались уйти от метких копий безжалостных преследователей, которые поражали их даже сквозь заброшенные на спины щиты. С десяток «карфагенян», включая возницу уцелевшей колесницы, решили отдаться на милость победителей и ждали решения своей участи императором. Нерон, верно угадав настроение четвертьмиллионной толпы, дал знак убить всех пленников. Лейтенант невольно отвернулся, когда тех — стоящих на коленях с преклоненными головами — почти одновременно прикончили ударами между шеей и ключицей (мечом вниз и в сердце). После этого он построил оставшихся в живых «легионеров» напротив шеренги гораздо менее пострадавших «нумидийцев», чей предводитель спешился и подошел к нему. Они ритуально обнялись, как обнимаются на поле боя выручившие друг друга полководцы. Стадион взревел от восторга:
— Слава Ретиарию, любимцу Геракла!
Построившись в две параллельные колонны, гладиаторы гордым шагом триумфаторов покинули арену. Толпа с удовольствием бросала им лавровые венки и пучки цветов. Лейтенант снял шлем, обнажив покрытую потом и пылью голову. Это вызвало бурю восторга у женской части зрителей. Даже почтенные матроны, сидевшие отдельно от своих мужей, кричали:
— Соверши еще один подвиг, любимчик Геракла! Трахни двенадцать девственниц!
— Пощупай мою грудь — не пожалеешь!
— Делай со мной что хочешь!
Гладиаторы довольно ухмылялись, слушая все это неприличие. Сегодня ночью не только красавчику-Ретиарию, но и всем им должно было перепасть немало удовольствий, щедро оплаченных возбужденными кровью римлянками. Прямо на глазах арена с удивительной быстротой очищалась от трупов людей и коней. Рабы-служители торопились еще и для того, чтобы драгоценная кровь убитых не успела впитаться в песок. Каждую оставшуюся каплю можно было дорого продать все тем же женщинам. Римлянки высоко ценили возможность омыть тело и волосы кровью гладиатора: согласно поверьям, она повышала детородную способность.
— А теперь по велению великого императора и великого
При этих словах гладиаторы, уже вошедшие в темные коридоры внутренних помещений цирка, заинтересованно закрутили головами, явно заинтригованные объявлением. Навстречу им провезли тележку с совсем юной девушкой. Ее руки и ноги были привязаны к специальному «козлу» так, что между нежной плотью раздвинутых ягодиц ясно виднелись губы половых органов. Гладиаторы тут же начали отпускать по этому поводу похабнейшие шутки. По лицу девушки ручьем катились слезы. Она шептала слова какой-то молитвы. Судя по упоминанию в них Иисуса, приговоренная к смерти в ходе очередного «спектакля» императора была христианкой.
— А кто такая Пасифая? — спросил Лейтенант Фирмуса, на секунду забывшего о своей кровоточившей роже и довольно потиравшего гениталии.
— Эх ты, неграмотный варвар! Это та, которую на Крите изнасиловал бык! Мать Минотавра! Понял? Великий император Нерон, дай ему здоровья и силы всеблагий Юпитер, любит устраивать такие представления!
— И что же с нею будет? — похолодев, спросил наш герой.
— То и будет! — засмеялся Фирмус и тут же застонал от боли в ране. — Эту сучку лишит девственности бык с Крита! Жаль, что ей суждено умереть! Глядишь, забеременела бы, как Пасифая!
Лейтенанта чуть не стошнило. Не заметив его реакции, Фирмус продолжал:
— Надо поторопиться с переодеванием! Глядишь, Ланиста разрешит посмотреть! Я такое уже раз наблюдал, но только с бабуинами! Вот уж они потешились!
Поздно вечером Ретиарий сидел в своей келье и при свете масляной плошки натирал отваром из целебных трав полученные днем ссадины, порезы и кровоподтеки. Несмотря на то что на совесть сделанные доспехи выдержали все удары противников, они не могли полностью уберечь от яростной энергии бившихся за свою жизнь гладиаторов. Плошка находилась в сплетенном из веревок гамаке, подвешенном под потолком. Это веревочное сооружение наш герой обычно использовал в качестве «макивары» для отработки ударов, положив в гамак набитый песком мешок. Но в сегодняшнем кошмаре ему было не до совершенствования навыков каратэ, полученных в ином столетии. Дверь открылась, и в келью с довольным видом вошел Ланиста. Как всегда при виде этого человекообразного, наш герой испытал приступ отвращения.
— Как поживает мой юный герой? Любимчик мужчин и женщин великого Рима? Смотри, главное — чтобы ничего не случилось с твоим лицом! Конечно, со временем небольшой мужественный шрам даже украсил бы повзрослевшего героя, но сейчас он лишит тебя очарования юности! Эх, клянусь Афродитой, был бы ты простым рабом, я бы тебе…
— Чего надо? — грубо оборвал его Ретиарий.
Ланиста тут же утратил свой довольный вид. Если бы на месте Ретиария был кто-то другой, он поговорил бы с обнаглевшим рабом по-своему! Так, что тот потом месяц лечил бы голову и задницу! Но этот парень сейчас являлся самым популярным после императора мужчиной в государстве. Любая грубость по отношению к нему могла обернуться неприятностями и, главное, потерей больших денег. Поэтому Ланиста подавил свою гордость (которой, честно говоря, у него было не так уж и много):
— Извини, мой нежный мальчик, если я задел твое самолюбие! — сладким голосом промолвил Ланиста. — Твой неотесанный мужлан-владелец принес прекрасную новость! К тебе просится на свидание одна знатная дама! Клянусь памятью своей мамаши, она явилась не для того, чтобы обсуждать труды Аристотеля!
— Я не хочу никого видеть! — так же резко ответил Лейтенант, с вызовом глядя в глаза Ланисты, маслянисто поблескивавшие в мерцающем свете плошки.
Показная доброта быстро покинула лицо хозяина школы гладиаторов. Холодным тоном он сказал: