Мальчик А
Шрифт:
От боя курантов в начале выпуска новостей у Джека всегда замирает сердце. Они бьют слишком громко, слишком сильно и слишком безлико. Именно из новостей Джек впервые узнал, что Суд Европейских Сообществ отклонил его апелляцию. ВВС удалось дать информацию в эфир, прежде чем адвокат дозвонился в колонию. Европа не значит для Джека вообще ничего: просто какое-то место, такое же далекое и абстрактное, как и фоновая фотография здания парламента за спиной у ведущего. Этот ведущий в каком-то смысле и сам — национальное достояние, седой импозантный мужчина, бывший известный политик, что называется, честный маклер, вещает британцам о том, что «пора объявить беспощадную войну аморальности,
33
Джон Крейвен — известный английский тележурналист, ведущий и автор программ на ВВС.
Следующий эпизод посвящен войне на Балканах. В кадре — тела погибших. Дальше следует кризис на Ближнем Востоке. Странно, что все это называется «новостями». Какие же это новости, если все повторяется изо дня в день, наподобие однообразных сюжетов американских полицейских фильмов. Только в фильмах напарники — абсолютно разные люди, которые поначалу категорически не переваривают друг друга — в конце непременно подружатся. В жизни так не бывает. В жизни люди как убивали друг друга, так и убивают. Люди, у которых, казалось бы, так много общего.
— Только что в студию передали сообщение, — говорит ведущий с выражением крайней серьезности, которое обычно приберегают для сообщений о трагедиях в Великобритании. — Зверски избитый молодой человек поступил в больницу в крайне тяжелом состоянии, а его дом был сожжен членами так называемого «комитета бдительности», в результате ошибочного установления личности. По сообщению нашего корреспондента в Ноттингеме, пострадавший, молодой человек двадцати трех лет, недавно поселившийся в этом городе, был очень похож на искусственно состаренную фотографию недавно выпущенного на свободу единственного из оставшихся в живых малолетних убийц десятилетней Анджелы Мильтон. Фотография была опубликована в газете «Новости со всего света». Комитет по рассмотрению жалоб о нарушении журналистской этики по-прежнему решает вопрос, не явилась ли публикация фотографии грубейшим нарушением руководящих принципов работы СМИ. И еще не известно, не повлияет ли случай в Ноттингеме на их решение.
— И в заключении… — говорит ведущий, но Джек уже ничего не слышит. Он вдруг понимает, что его пальцы вцепились в шесть Мрамрика, словно сведенные судорогой. Кот не выказывает недовольства, но уже не урчит, и смотрит на Джека тем же свирепым горящим взглядом, каким смотрит обычно на всех и вся. Джек опускает кота на пол, встает и выходит из комнаты якобы в туалет. Каждый шаг дается ему с трудом, потому что все его мысли сосредоточены сейчас на том, чтобы держаться естественно. Он закрывается в туалете и тяжело оседает на пол. Как это все-таки тяжело, когда ты живешь не один. Надо все время следить за собой. Но этот случай, с тем парнем из Ноттингема, лишний раз подтверждает, что все эти предосторожности — не зря. Ему действительно следует остерегаться, чтобы не выдать себя. Но сколько на это уходит душевных сил! Джек уже не уверен, что этих сил хватит, чтобы выстоять до конца. Не сломаться. Хотя, с другой стороны, а что еще остается? Выбора у него нет. Вернее, выбор есть. Тот, который последний.
Джек умывается холодной водой и рассматривает свое отражение в зеркале. По идее, он должен выглядеть старше. Но у него под глазами нет ни единой морщинки. Глаза у него, как у отца. Сейчас это странно, но он действительно хорошо помнит, как папа смотрел на него сверху вниз, такой большой на такого
Он открывает аптечку. Все полки заставлены пузырьками с таблетками, которые Келли берет в больнице. Это очень сильные препараты. Одного пузырька вполне хватит, чтобы его унесло далеко-далеко. Дальше, чем на любом самолете. Выбор есть всегда.
На приборной доске у Криса лежит вчерашний номер «Вечерних новостей».
— Вот, посмотри, — говорит он. — Видишь, ты зря напрягался. Тебя почти и не видно. Зато я получился очень даже ничего. — Он слюнявит палец и разглаживает брови, изображая томного киношного красавчика.
Джек разглядывает фотографию. Да, действительно: фирменно-обаятельная улыбочка Криса сияет на черно-белом зернистом снимке во всей своей лучезарной красе, а вот Джека почти и не видно под кепкой. То есть, если кто знает, что это он, тот узнает его без труда. Но если кто-то чужой, кто не знает его как Джека, просто взглянет на снимок мельком, не особо присматриваясь…
— Да, ты прав, — говорит он Крису. — У меня самая обыкновенная паранойя. Просто я как-то не ожидал, что нас будут снимать.
Статья совсем небольшая, и в ней Крис с Джеком представлены какими-то уж чересчур героическими товарищами. Хотя, по сути, никакого особенного героизма они и не проявляли. Просто помогли людям в беде. Тут только два варианта: либо ты помогаешь, либо делаешь вид, что вообще ничего не заметил.
— А ты молодец, — говорит Крис. Видно, что это не просто случайная реплика. Он думал об этом и теперь высказывает свои мысли. — Ты умеешь приспособиться. «Приспособиться» — в хорошем смысле. То есть для тебя это, наверное, культурный шок: выйти из тюрьмы, переехать сюда. Начать новую жизнь, поменять вообще все: работу, друзей. Трудно, наверное.
— Ну, даже не столько трудно… но сперва было странно, да.
— И сразу завел себе девушку. Блин, Мужик, ты действительно настоящий мужик. Будешь покрепче всех нас. Кстати, как там Белый Кит?
— У нее все замечательно. И, знаешь, не называй ее так, хорошо?
— Ой, Джеки, мальчик. Ты, кажется, влип. Но ты же знаешь, что я не со зла. Я не имею в виду ничего такого.
— Да, знаю. Но это не очень хорошее прозвище.
— А какое хорошее? Есть предложения? Может быть, Белый Кролик? Потому что, я даже не сомневаюсь, вы там с ней, как два кролика, тр-тр-тр. Или вот. Белая Дыра. Провалиться в Мишель, как в белую дыру, и никто не услышит твой вопль.
— Крис!
— Прошу прощения. Язык мой — враг мой.
— И вообще, зачем нужны все эти прозвища, какие-то дурацкие имена?
— Боюсь, Мужик так, устроен мир. У всего должно быть свое имя.
— Теперь я знаю, что ты мне доверяешь, — говорит Ракушка, проводя бритвой по шее Джека. Протирает лезвие полотенцем, чтобы снять пену со сбритой щетиной, и промывает бритву горячей водой. — Слушай, а почему ты ей бреешься? Ты, наверное, единственный человек в стране младше семидесяти лет, который бреется опасной бритвой. Хотя это даже сексуально. И особенно сегодня.