Мальчик из Гоби
Шрифт:
«Где бы ни было озеро, там всегда мы будем вдвоем, слышишь, любимая!»
С этими словами он умер. И девушка тоже умерла от горя. Души их превратились в лебедей, и с тех пор лебеди всюду следуют друг за другом и любовь их бессмертна.
Нина молча выслушала легенду, но, вместо того чтобы успокоиться, совсем загрустила. «Ах, что я наделала, глупая!» — выругала я себя и тут же постаралась исправить ошибку.
«Тебе нравятся монгольские песни?» — спросила я Нину.
«Нравятся. Спой, пожалуйста, если не трудно», — попросила Нина, и я спела ей свою любимую песню.
— А
— Она называлась «Милый Юндэн». Я ее очень любила когда-то.
— Бабушка, спойте ее, пожалуйста, прошу вас! — взмолилась Нарангэрэл.
— Ну что ты, внученька! Твоя бабушка уже давно не поет. Когда-то, когда мне было двадцать лет, тогда, конечно, другое дело.
— Тогда скажите слова, а я попробую подобрать мелодию, ладно? — не отставала Нарангэрэл.
Бабушка улыбнулась и тихо запела:
Мой милый — красавец, мой милый — умен, Решительны, быстры шаги у него. Коса за плечами, [40] на шее шарф, Из хошуна Далайвана [41] мой милый Юндэн. Он любит меня, а чтоб жарче любил, Душистой травой я омыла лицо. Мой милый — красавец, мой милый — умен, Решительны, быстры шаги у него.Бабушка помолчала, словно вспоминая что-то далекое, а потом продолжала:
40
В дореволюционной Монголии мужчины носили волосы, заплетенные в косы.
41
Далайван — собственное имя (Далай) и титул (ван) князя-правителя хошуна, где родился Юндэн — герой песни.
— Ну вот, мы с Ниной добрались до опушки леса и остановились. Дамдин не разрешил нам ехать днем. Вот мы и провели целый день в лесу, а когда село солнце, двинулись дальше.
Скоро мы уже миновали перевал у разбитого дерева и поехали вдоль леса, по северному склону горы. Вдруг, откуда ни возьмись, мимо нас опрометью промчался козленок антилопы, а за ним и сама антилопа. Нинина лошадь испугалась, шарахнулась в сторону и понесла. Седло под Ниной съехало набок, сама она готова была свалиться наземь. Хорошо, что мне удалось перехватить повод, а то бы быть беде!
Я помогла Нине слезть с коня — он все еще прядал ушами и раздувал ноздри — и усадила ее на зеленый бугорок у самых деревьев.
«Ну, как себя чувствуешь?» — с тревогой спросила я.
«Плохо, — застонала Нина. — Что-то со мной стряслось, нехорошо мне». И она опять застонала.
Я испугалась: «Беда-то какая! Ведь она ждет ребенка».
Я сняла с лошади попону, постелила ее на землю, усадила Нину. Ее лицо кривилось от боли.
«Очень больно?» —
«Ужасно… Просто нет сил!»
«Как же быть?»
«Не знаю. Решай сама!»
Вся ответственность лежала теперь на мне.
Между тем стало заметно темнеть. Я стреножила Нининого коня и подошла к ней.
«Вблизи, наверное, есть аил. Поеду посмотрю и скоро вернусь».
Нина облизала сухие губы — видно, ей очень хотелось пить — и спросила испуганно:
«Но ты недолго?»
«Нет-нет, я быстро и попить тебе привезу», — сказала я и, вскочив в седло, поскакала туда, где, по моим предположениям, непременно должны были быть люди.
IV. Ночь
— Скоро стало совсем темно. Представляю, что чувствовала Нина, оставшись в одиночестве. Должно быть, она то и дело оглядывалась по сторонам, прислушивалась к каждому звуку. На небе одна за другой загорались звезды, в лесу раздавались какие-то звуки. Воображение, конечно, рисовало ей всякие страсти, те, от которых волосы становятся дыбом. Да тут еще всхрапывающий, пугливый, рвущийся прочь конь. Я очень беспокоилась за нее и потому не стала задерживаться в аиле, который действительно оказался не так далеко. Захватив кувшин с хярамом, я помчалась назад.
При свете луны голова Нины, покрытая белым платком, сверкала, точно снег.
Я соскочила с коня и подбежала к ней, поправила ее спутавшиеся волосы: они выбились из-под платка и лежали прядями на ее лице.
Я вытащила из-за пазухи пиалу и налила в нее хярам. Потом приподняла голову Нины и стала поить ее. Жадными, большими глотками Нина мигом осушила пиалу.
«Как хорошо! — вздохнула она. — Сразу легче…»
«Подожди! — обрадовалась я. — Выпьешь горячего чаю — совсем полегчает. Нам повезло, я нашла аил. Привезла тебе дэл. И кушак — пояс для беременных женщин. С ним очень удобно ездить верхом, вот увидишь».
Светало. Я помогла Нине надеть дэл из голубой чесучи, обшитый по вороту парчой, подпоясала ее широким зеленым поясом. Нина улыбнулась.
«Ну, как я выгляжу?» — спросила она.
«Тебе очень идет… — похвалила я. — Ты стала настоящей монголкой. Твой Василий, пожалуй, тебя не узнает».
«И вправду не узнает», — отшучивалась Нина.
«Конечно! А сделать тебе еще прическу такую, как у меня, так вообще никто не скажет, что ты не монголка».
Длинный дэл и в самом деле шел высокой и стройной Нине. Она была в нем нарядная и очень красивая…
Бабушка замолчала и принялась прихлебывать чай из чашки, стоявшей с ней рядом.
Нарангэрэл сидела не шелохнувшись.
V. В аиле Яндана
— Мы двинулись в путь и около полудня подъехали к аилу, расположенному в зеленой пади, неподалеку от большого тракта. Три юрты, небольшие загоны — вот и все хозяйство. Мы направились к аккуратной маленькой юрте, покрытой белой кошмой, и спешились. В загоне блеяли овцы, из тоно струился дымок, войлочный полог над дверью был поднят. Не успели мы подойти к юрте, как оттуда высыпала целая ватага ребятни: одни в штанах и рубашках, другие — только в штанах, третьи — голышом.