Мальчик, который упал на Землю
Шрифт:
– Быдляшка? – Ее косметически поддернутые брови взлетели и практически исчезли в стратосфере. – Да ты знаешь, что Джерри во мне понравилось, когда мы познакомились? Что я – успешная женщина, которая всего добилась сама. А знаешь, что он говорит об университетах? Это место, куда женщины ходят до тех пор, пока не начнут получать алименты. – Она кисло ухмыльнулась. – Не думай, что эти твои разговоры о метафизической поэзии его как-то впечатляют, муся. Джерри считает, что женщина если что умное и может взять в голову, так это елду у Эйнштейна.
Я на мгновение утратила
Глава 22
Жульство, содомство, мошенство
Чудесная штука жизненный опыт: позволяет опознать собственную ошибку, когда совершаешь ее по второму разу. Об этом-то я и думала, несясь по эскалатору через две ступеньки. Серая и унылая Лестер-сквер. Вдали цветущим фингалом набрякли тучи. Личный помощник Джереми сообщил мне, что тот обедает в клубе «Гэррик» – это такое место, где обретаются взрощенные на жульстве и содомстве Старые Итонцы и прочие ничтожества в крахмальных воротничках. Я протопала по зеленым прожилкам мраморных ступеней в пещеристое фойе и метнулась к массивной дубовой лестнице. Украшенный эполетами швейцар преградил мне путь.
– Чем помочь, мадам? – Он презрительно оглядел мои джинсы. – С кем у вас встреча?
– С Джереми Бофором.
– Меня не предупреждали, что ожидаются дамы, – произнес он, заглянув в список гостей.
– Ну, он меня не то чтобы ожидает...
Он властно взял меня за локоток.
– Этот клуб – исключительно мужской, мадам.
– Да ладно? У меня все хорошо с тестостероном. Я не только чрезвычайно авторитарна и самодостаточна, – огрызнулась я, – у меня еще и волосы на подбородке растут. – С этими словами я отпихнула его в сторону и рванула в обеденный зал первого этажа.
Заплесневелые затхлые мужчины бурчали и ворчали над портвейном и отбивными. Я тут же увидела Джереми – он обедал с кучкой людей, расфасованных в полосатое. В паре я угадала министров кабинета.
– Как ты можешь состоять в клубе, куда не допускают женщин? – налетела я. – Неудивительно, почему так мало женщин добивается высших юридических или политических постов – их исключают из таких вот уютненьких кулуарных междусобойчиков. Ты хоть и не вступил в отцову партию, но все равно в него превратился.
Джереми оторопело вскинул голову.
– Что-то случилось? – спросил он, встревоженно вскакивая на ноги.
Я подобрала на столе нож.
– Ну, скажем так, если в бульварном сценарии кто-то кидается с мясным ножом на возлюбленного, обычно это не оттого, что все зашибись как прекрасно, верно?
Группа гунявых старейшин тори, втиснутых в кожаные кресла не по размеру, ахнула от ужаса.
– Простите за вмешательство, но мне нужно похоронить бывшего мужа, – сказала им я. – Задачка слегка усложняется по одной досадной причине:
У меня за спиной астматически запыхтел антикварный привратник. Джереми извинился, сгреб меня в охапку, выволок в фойе, а оттуда, перекинувшись парой слов с охранниками, – в укромную комнату, заставленную книгами и вопившую имперским пафосом из всех углов. Джереми разоружил меня, и я наконец осознала, что схватилась за какой-то жалкий нож для масла. Ну и ладно, могла бы вымазать его до смерти маргарином или горчицей.
– Люси, что, во имя всего святого, тебя так взбесило?
Я отпрянула от него, будто он русский шпион, груженный плутонием.
– Я сейчас могу наговорить мерзостей, это все оттого, что мне мерзко! – Я так орала, что витражные стекла в окнах чуть не выскакивали. Между нами символически простирался огромный стол красного дерева. – Ты, похоже, и впрямь считаешь, что университет – это место, куда женщины ходят, пока не начнут получать алименты? Потому что именно это мне сообщила твоя подруга!
– Моя подруга? – Он упер руки в стол и наклонился ко мне: – Ты о чем вообще, Люс?
– Когда ты заявил, что выкладываешь все карты на стол, надо было проверить твои рукава – нет, штанины! И я бы тогда нашла там Одри.
– Одри?
– Да. Она тут ко мне заглянула.
Всего несколько месяцев прошло, как я снова себе позволила быть счастливой и жизнерадостной. Но теперь недоверие так и било из меня косыми лучами, видимыми невооруженным глазом.
– Судя по всему, ты заявлял все это время о своей бессмертной любви ко мне и нашему сыну, а сам встречался с ней в Париже. Поразительно, как пожарники не закрыли твою кровать для посещений – там слишком много народу.
Недоумение на лице моего бывшего мужа растворилось, и Джереми одарил меня улыбкой надзирателя за капризными детьми.
– И ты ей поверила? Люси, эта женщина бредит. Она мне оставила кучу блажных записок. Очевидно, у нее не сложилось с поваром-любовником, после чего блендер-примадонна осознала, что утеряла кормильца. – Он подобрал нож для масла и рассмеялся: – Неудивительно, что тебе вдруг вздумалось мясо разделывать.
Он обошел стол и притянул меня к себе, крепко обнял. Как героиня викторианского сериала, я чуточку посопротивлялась, но тут обволакивающая сладость его экваториальных объятий затопила меня. Джереми был и оставался неугасимым огнем. Стоило пошевелить угли – и мои чувства к нему послушно разгорелись.
– Я хочу тебе верить, – сказала я и собрала в кучу все силы, чтобы оттолкнуть его. – Но почему тогда ты не сообщил ей, что вернулся к нам? Она сказала, что узнала об этом из твоей почты.
– Что? – От негодования брови у него столкнулись. – Она взломала мне почту? Это уголовное преступление. Ее накажут, я прослежу. Господи! Как я умудрился вестись на нее так долго? Впору усомниться в собственном здравомыслии, – проговорил он с отвращением к себе. – Бросить тебя ради этого существа было величайшей ошибкой всей моей жизни, – повторил он. – Я вообще всегда любил только тебя. Вы с Мерлином – мое все.