Мальчик на качелях

Оганесов Николай Сергеевич

– Да, он категорически запретил приходить к себе.

– Почему?

– Не знаю. Я объяснял это его состоянием.

– Но вы приходили к нему, следовательно, пользовались его особым доверием?

– Так получилось. – Он поправил съехавшие с переносицы очки. – Как-то Иван Матвеевич попросил меня навести справки о сыне: был ли Юрий в той группе, где вступительные экзамены принимали Головня и второй взяточник. Я выполнил его просьбу и установил, что при поступлении в институт Юрий попал в другую группу.

– То есть он поступил

честно?

– На общих основаниях, – поправил меня Черпаков.

– Как отнесся к вашему сообщению профессор?

– После выписки из больницы он в моем присутствии говорил с сыном.

– Разговор происходил дома?

– Нет, в служебном кабинете профессора. Иван Матвеевич категорически потребовал от сына, чтобы он перешел в другой вуз, ссылаясь на то, что ему не хотелось бы, чтоб на факультете было два Вышемирских: преподаватель и студент. Юрий сказал, что он занимается добросовестно, сдает экзамены в срок и уходить не собирается. Тогда профессор предупредил его: «Студент Вышемирский, имейте в виду, что я лично буду следить за вашей успеваемостью, не как отец, а как заведующий кафедрой, и не обижайтесь, если я буду слишком крут».

– Неужто в этом была необходимость? – спросил я.

– Профессор во всех вопросах оставался принципиальным, – сухо ответил Черпаков.

– Любая крайность больше похожа на предвзятость, чем на принципиальность, – возразил я, хотя чувствовал – спорить бесполезно.

Черпаков пожал плечами.

Теперь я не сомневался, что наш разговор с профессором вряд ли прошел бы гладко – ведь Черпаков был всего-навсего его учеником! Мне оставалось принять это к сведению и спросить, что послужило причиной второго сердечного приступа.

– Он случился через год, – ответил Сергей Сергеевич. – На втором курсе я вел проблемную журналистику. Дисциплина сложная, на экзамене многие засыпались. Среди несдавших оказался и Юрий. Неудовлетворительная оценка по моему предмету была решающей: за ним числилось еще две задолженности.

– Вы дали ему возможность пересдать экзамен?

– А как же! Как и всем задолжникам. Прямо во время сессии. После третьей неудачной попытки Юрий решил переговорить со мной. Дождался после занятий на улице…

6

– Моя фамилия Вышемирский.

– Знаю.

– Я сын профессора Вышемирского.

– Это мне тоже известно.

– У меня две неудовлетворительные оценки. Ваша третья.

– Могу дать совет: подготовьтесь как следует и приходите сдавать.

– Мне не нужны ваши советы! – огрызнулся Юрий. – Я совершеннолетний.

– Простите, но в таком случае не совсем понятно, о чем вы хотите говорить со мной.

– Вы бывали у нас дома, Сергей Сергеевич. Вы ученик отца, вам я могу сказать то, чего не скажу ему… Я не могу просить его, понимаете…

– Вы пришли, чтобы, используя авторитет отца, принудить меня поставить вам фиктивную оценку?..

Юрий молчал, кусая губы.

–

Вы неправильно меня поняли, – сказал он. – Мне от вас ничего не нужно… – Он повернулся, чтобы уйти, но в последний момент остановился и с вызовом крикнул: – Слушайте, вы! Сейчас я скажу все, что думаю о вас. Вы ханжа, лицемер… вы червяк! И через десять лет вы все так же будете копаться в зачетных книжках, мучить студентов, тискать свои хилые статьи в сборниках, которые никто не читает. Мы встретимся на улице, и я не подам вам руки! Потому что вы ничтожество! Самодовольное ничтожество!

7

– Он вел себя безобразно! Он был несправедлив! – При воспоминании о той встрече Сергей Сергеевич обидчиво вытянул в хоботок губы и несколько раз дернул себя за пуговицу. – Но я дал ему еще один шанс.

– Еще одна пересдача?

– Да. Он этим шансом не воспользовался, даже не пришел. Мне оставалось поставить в известность профессора.

– Я знал, что этим кончится, – сказал тогда Вышемирский. Внешне он оставался совершенно спокоен. – Сергей Сергеевич, свяжите меня со Стаднюком, пожалуйста.

– Вы хотите…

– Да, приказ об отчислении, – жестко отрезал профессор.

– Иван Матвеевич, я не могу советовать вам, я просто прошу вас: не торопитесь с приказом. Отчислить Юрия вы всегда успеете. Он хочет учиться…

Вышемирский с любопытством посмотрел на Черпакова.

– Что вы предлагаете?

– Дайте ему возможность реабилитироваться.

– У него три задолженности.

– Но достаточно ликвидировать одну, и мы можем в порядке исключения отложить переэкзаменовки до осени.

– Вы, конечно, имеете в виду задолженности по своему предмету?

– Да, по моему.

– Он пересдавал вам уже три раза, а на четвертый просто не явился. У вас есть уверенность, что он сдаст успешно?

Черпаков замялся:

– Уверенности нет, но…

– Что «но»?

– Иван Матвеевич, мне лично жаль Юрия. Мне лично – понимаете? – Черпаков не мог набраться смелости, чтобы поставить все точки над «i». – Мне лично… лично мне, – мямлил он. – Мне думается он сдаст экзамен.

– Вот как? И когда же, по-вашему, он его сдаст?

– Не позднее чем завтра. – Сергей Сергеевич уже решился, и терять ему было нечего.

Лицо профессора мгновенно посерело. Черпаков посмотрел на него, и ему стало страшно.

– Вон отсюда, – тихо сказал Вышемирский. – Я не хочу вас видеть.

Черпаков взмахнул рукой, будто отгоняя от себя неприятное видение.

– После того случая, – устало сказал он, – наши отношения с профессором изменились в худшую сторону. Он, конечно, понимал причины, толкнувшие меня на постыдное предложение, но не простил… – Сергей Сергеевич вздохнул и продолжал без всякого выражения: – В тот же день был издан приказ об отчислении Юрия Вышемирского из института. А вечером Ивана Матвеевича прямо с факультета увезла «Скорая помощь».