Мальчик с голубыми глазами
Шрифт:
Сладкое Брендан обожал, поедал его в немыслимых количествах. И это уже начинало сказываться: белый мягкий живот валиком нависал у него над ремнем коричневых, как ослиная шкура, вельветовых штанов, а грудь была выпуклой, как у девчонки, и заметной даже под мешковатыми коричневыми джемперами. Вообще-то они вместе с Беном вполне могли выстоять против Найджела, но у Брендана никогда не хватило бы на это силы духа. Так что Бену пришлось самому о себе заботиться, и чаще всего он сразу убегал, завидев поблизости старшего брата в черном.
Все вокруг менялось, и Голубоглазый постепенно менялся и взрослел. С раннего детства он
Во время этих приступов он не мог ни спать, ни думать, не мог как следует сосредоточиться на уроке в школе. Там ему приходилось особенно тяжело. Мало того, к этим приступам прибавилось еще и самое настоящее заикание, хотя и без того его речь всегда была неуверенной. Голубоглазый знал, в чем тут дело. Его дар — его необычайная чувствительность — теперь превратился в яд, медленно распространявшийся по организму; под постоянным воздействием этого яда он постепенно превращался из здорового, нормального мальчика в нечто такое, чему даже родная мать с трудом могла посочувствовать.
Она приглашала доктора, который сначала объяснил его головные боли периодом слишком быстрого роста, а потом стрессом, поскольку боли не только не исчезли, но и упорно становились все более мучительными.
— Стресс? С чего бы ему стресс-то испытывать? — в недоумении воскликнула мать.
Молчание сына раздражало ее даже больше его головных болей, и в итоге она устроила ему несколько весьма неприятных допросов с пристрастием, после которых он каждый раз чувствовал себя и вовсе из рук вон плохо. Вскоре он научился не жаловаться и притворяться, что с ним все в порядке, даже если его тошнило, даже если он чуть не терял сознание.
В качестве самозащиты он выработал свою систему борьбы с проблемами. Запомнил, какое лекарство надо украсть из материного буфета. Научился подавлять различные фантомные ощущения, бормоча всякие «магические» слова и вызывая особые образы. Знания об этих словах и предметах он почерпнул в книгах доктора Пикока и в его старинных картах. Ну и конечно, в самых темных, потайных уголках собственной души…
Мечты его чаще всего были окрашены в синие тона. Синий — цвет самообладания; для Голубоглазого он всегда ассоциировался с силой и энергией вроде электричества. Он научился мысленно представлять себе, что заключен в раковину обжигающе синего, ультрамаринового цвета, неприкосновенную, непроницаемую, неуязвимую. Там, в этой синей раковине, ему ничто не угрожало, там он мог полностью восстановиться. Синий — цвет безопасности. Синий — цвет безмятежности. Синий — цвет убийства. Свои мечты он записывал в ту же Синюю книгу, на страницах которой хранились и все его вымышленные истории.
Но помимо фантазий есть и иные способы борьбы с подростковыми стрессами. Нужна лишь подходящая жертва, желательно неспособная дать сдачи, козел отпущения, который возьмет на себя вину за то, что ты пострадал.
Первыми жертвами Бенджамина стали осы. Он ненавидел их
Иногда он заставлял и Брендана любоваться этим зрелищем, получая удовольствие при виде того, как тот смущенно ежится, явно ощущая себя не в своей тарелке.
— Ой, не надо! Гадость какая! — говорил Брен, и лицо его искажалось от страха и отвращения.
— Ты что, Брен? Это же всего-навсего оса.
Тот пожимал плечами.
— Знаю. Но пожалуйста, не надо…
Бен вытаскивал из осы иголку и отпускал ее. Насекомое, уже почти растерзанное, начинало совершать неловкие прыжки, пытаясь взлететь, а Брен болезненно морщился и вздрагивал.
— Ну что, доволен?
— Она все еще ш-шевелится, — лепетал Брендан, и лицо его опять искажалось.
А Бен вытряхивал содержимое банки на стол и заявлял:
— Ну так сам убей их.
— Ой, Бен, пожалуйста…
— Давай-давай. Убей. Избавь их от необходимости продолжать столь жалкое существование. Эх ты, жирный ублюдок!
— Нет! — почти со слезами молил Брендан. — Я н-не могу. Я просто…
— Давай! — Бен больно хватал брата за плечо. — Давай убивай! Убей вон ту прямо сейчас…
Некоторые родились убийцами. Но Брендан явно был не из их числа. И Бен, хоть и с некоторым раздражением, все же наслаждался тупой беспомощностью брата, тем, что на его болезненные тычки тот отвечает жалким хныканьем. А Брендан, забившись в угол и обхватив голову руками, никогда даже не пытался дать сдачи, хотя был на целых три года старше и фунтов на тридцать тяжелее. Бен всегда легко одерживал над ним победу. Не сказать, что он так уж сильно ненавидел Брендана, но подобная слабость просто приводила его в бешенство, и он начинал еще сильней мучить брата, чтобы снова увидеть, как тот извивается, точно оса в банке…
Пожалуй, это была действительно жестокая забава. Ведь Брендан ничего плохого ему не делал. Но это давало Бену ощущение власти, которого ему так не хватало, и помогало как-то справляться с усиливающимся стрессом. Получалось, что, мучая брата, он как бы делился с ним своими собственными страданиями, передавал их и тем самым спасался от той неведомой силы, которая заключала его в темницу, полную ужасных красок и запахов.
Впрочем, он не особенно над этим задумывался, он действовал скорее инстинктивно, обеспечивая себе защиту от окружающего мира. Впоследствии Голубоглазый узнал, что этот процесс называется переносом. Интересное слово, окрашенное в грязноватый сине-зеленый цвет, напоминающий те переводные картинки, которые его братья наляпывали себе на предплечья — дешевую и довольно неряшливую имитацию татуировки, пачкавшую рукава форменных рубашек и причинявшую им в школе немало иных неприятностей. Главное то, что в конце концов он научился с ними справляться. Сначала с ловушками для ос, потом с мышеловками и наконец с собственными братьями.