Мальчик со шпагой
Шрифт:
Серёжа пересилил себя и посмотрел на него. Сенцов был аккуратный, причесанный, спокойный.
– Они взяли, – повторил Олег. – А вы стояли опустив руки. Так?
– А что было делать? – спросил Сенцов. – Приятно, думаете, по морде получать? Из-за ремня, который стоит рубль пятьдесят в военторге. Если посчитать, то невыгодно.
– Рубль пятьдесят?! – крикнул Алешка Смирняков. – А сколько твоя совесть стоит?
– Я совесть не отдавал. Только ремень, – объяснил Сенцов.
– Гнать, – спокойно сказал капитан второй группы Гена Корнеев.
А его друг, маленький курчавый Валерка Давыдов,
– Гнать. Чего тут разговаривать! Если бы даже простые ремни были, все равно гнать за трусость. А ремни форменные. Значит, они еще и форму опозорили.
Олег обратился к Голованову:
– Ты тоже так думаешь: рубль пятьдесят – и все? Ты ведь на пряжках у этих ремней сам шпаги выцарапывал…
– Я и на других сделаю, долго, что ли? – огрызнулся Женька.
– Лишь бы в морду не получить? – насмешливо спросил Смирняков. – Я тоже за то, чтобы выгнать. Только у меня еще вопрос: почему они думают, что обязательно заработали бы по морде? Там же их четверо на четверо было.
Женька Голованов сердито хмыкнул:
– Четверо… От Кольцова какой толк?
И тут вмешалась Наташа:
– Как это какой толк? Ведь он-то как раз и дрался!
Женька опять хмыкнул:
– Дрался… Он драться-то совсем не может.
– А ты можешь? – тихо сказал Митя.
– Когда надо, могу…
И тогда взлетел яростный голос Данилки:
– А ты, скотина, думаешь, что сегодня было не надо?!
– Тише, Вострецов, – сказал Олег. И повернулся к Мосину: – А ты, Леонид, что скажешь?
Он хмуро ответил:
– Чё я скажу? Ничего.
– От тебя я трусости никак не ожидал, – горько сказал Олег.
– А я их и не боюсь, этих-то…
За столом засмеялись.
Мосин кинул сердитый взгляд.
– Ну чё… Смеяться легко. А на них если будешь выступать, соберут шару, подкараулят потом десять на одного…
– Что соберут? – не понял Олег.
– Шару… Ну, компанию, значит.
Неожиданно вмешался Генка:
– Я этого Лысого лупил, лупил… Никто не собирает, никто меня не трогает.
Мосин усмехнулся одной стороной рта.
– Тебя – конечно. У тебя брат – боксер да самбист, все знают.
– Я за брата не прячусь, – сказал Генка.
– Ну, не за брата, так вон за его волкодава. – Ленька подбородком показал на Серёжу. – Про его пса тоже все знают. С ним свяжись…
Наташа шепнула Серёже:
– Какой у тебя Нок знаменитый!
Серёжа не ответил.
Он вдруг представил себя на месте Мосина. Или Голованова, или Сенцова. Будто он сам стоит перед советом и должен отвечать за свою трусость. Отвечать хрипло и мучительно, давясь от стыда.
Хотя Сенцову как будто и не стыдно даже. Он думает, наверно, что сделал все как надо.
Но Сергей-то не смог бы так думать!
А смог бы он, Серёжка, оказаться на их месте? Вдруг тоже смог бы? Он ведь никогда в жизни еще не стоял перед такими врагами, как Гусыня и его компания. Правда, на станции Роса его тоже схватили четверо, но там было другое. Они все равно не посмели бы его избить, только дурак Пудра махался крапивой. Гусыня, конечно, страшнее.
Но тогда Серёжа представил себе другое: как он под угрожающими взглядами хулиганов стоит, опустив руки, а они стягивают с него ремень. Лишь бы не били?..
Да
Да и что там говорить! Ведь самый маленький, Митька, выстоял!
Да, но самый большой, Голованов, струсил. Значит, не в росте и не в силе дело? Но тогда, значит, и он, Серёжка, мог бы струсить, хоть он и больше Кольцова?..
Эти мысли так закрутили ему голову, что он прослушал почти все слова Олега. Только самый конец услышал:
– …Конечно, четыре месяца не четыре года, но и за этот срок можно было чему-то научиться. Научиться понимать, что такое товарищи по оружию, что такое честь, гордость за флаг, смелость… Черт возьми, да разве этому учатся специально? Всякий нормальный человек знает это всегда!.. Ну скажите, неужели вы до сих пор не понимаете, что поступили по-свински?
Наступила недолгая тишина, потом Голованов сумрачно сказал:
– Понимаем…
– Понимаем, – глядя в сторону, повторил Мосин.
– А ты, Сенцов?
Сенцов шевельнул бровями и неохотно произнес:
– Возможно…
– Возможно? – переспросил Олег. – Хорошо. У меня предложение совету. Не надо их отчислять. До среды, до линейки. Пусть вернут себе ремни. Как угодно! Слышите вы? Как угодно! Идите к этим гусыням домой или караульте на улице, требуйте или деритесь, дело ваше. Не хотите драться, идите к директору школы, пусть школа берет их за шиворот. Не из вашей школы? Идите в их школу. Или в милицию… Мне, конечно, ничего не стоит пойти сейчас к этим типам, взять их за жабры, вернуть ремни. Ничего не стоит сделать так, чтобы завтра они сами притащили ремни в клуб и просили прощенья. Но не мое это дело и не дело совета. Вы отдали ремни, вы должны их вернуть. У вас три дня. Придете в среду на линейку в ремнях, будем считать, что делу конец. Но не советую являться без ремней. Ясно? Совет согласен? Все. Можете идти.
На линейку они пришли с ремнями.
До сигнала оставалось три минуты. Кузнечик пришёл с Серёжей. Сам попросился. Серёжа спросил у Олега:
– Можно, он посмотрит линейку?
– Угу, – рассеянно отозвался Олег. Он был озабочен.
Барабанщики, блестя аксельбантами, уже выстроились вдоль окон. Палочки, как кинжалы, торчали у них за белыми ремнями. Данилка был серьезен и строг.
Сейчас переливчато проиграет горнист, и барабанщики ударят сигнал "марш-атака": р-рах, р-рах, р-рах-рах-рах! Под этот сигнал вдоль разрисованных стен маленького спортзала встанут шеренги "Эспады". Потом дежурный барабанщик прошагает к двери, развернется и поведет за собой на правый фланг знаменную группу: знаменосца и двух ассистентов.
Капитан знаменной группы Володя Огоньков проверял, не помялись ли на ребятах красные с золотой каймой ленты, почищены ли ассистентские клинки. Олег подошел к Огонькову и что-то тихо сказал. Потом подозвал дежурного командира линейки Алешу Смирнякова.
Через полминуты Смирняков отдал команду:
– Построение по группам! Без знамени! Знаменосцы, горнист и барабанщики – в общий строй!
Сразу же стих шум, а потом ребята загудели негромко и удивленно: такого еще не бывало.
Группы встали вдоль стен буквой "П". Только Генка Кузнечик устроился в глубоком проеме окна.