Мальчики + девочки =
Шрифт:
– Не слыхал, что ли? – спросил я.
– Слыхал, – ответил Чечевицын. – В глазок наблюдал, как будешь себя вести.
И опять, как в прошлый раз, я засомневался, серьезно он или валяет дурака.
Он вдвинулся внутрь квартиры, я за ним.
– Чего долго шел? – спросил на ходу.
А я долго шел, потому что переписывал текст. Из книги. Ф. Незнанского. Но не станешь же объяснять. Я сказал:
– Теть Том ужинать заставила.
– Кто это теть Том? – спросил Чечевицын.
– Опекунша наша, – ответил я.
– Вы же сами одни живете, – сказал он.
– Одни, она временно, – сказал я.
– Смотри, временно-временно,
Остановились в прихожей, он протянул руку:
– Давай.
– Чего давать? – не понял я.
– Чего перевести, – сказал он.
– Прям тут? – удивился я.
– А чем тут плохо? – спросил он.
Тут было неплохо. Яркий свет, узкий столик у зеркала, стульчики с высокими сиденьями, везде цветное стекло, и никакой тебе свалки, как у нас дома: старая обувка, старые сумки, старый примус, ободья от старого велосипеда, щетка, половая тряпка. Тут можно было жить. Все сияло, никаких грязных, мрачных углов. Что без углов, затрудняло мою задачу. Но я решил сохранять спокойствие – авось, будет время что-нибудь придумать. Я достал из кармана сложенный вчетверо лист:
– Вот. Задали двойку исправить, а то выведут в четверти, так что постарайся.
У меня стояла тройка, я и на двойку еле тянул, знал с десяток слов, gym , например, или yesterday , но легенда звучала убедительно. Чечевицын взобрался на высокий стульчик, кивнул, чтоб я занял другой. Я занял.
– Постой, схожу за бумагой, – сказал он, соскочил и пропал где-то в глубине квартиры.
Я остался сидеть неподвижно. Он даже не предложил мне раздеться, и я так и сидел, в куртке. Кто его знает, может, снова проверял меня. Я должен был завоевать его доверие.
Он вернулся с карандашом и бумагой и принялся строчить без остановки. Изредка вперится в потолок, ищет там подсказку, и продолжает. Один раз спросил:
– Как будет спрыгнуть ?
– Ты меня спрашиваешь? – засмеялся я.
Он засмеялся в ответ. Это немного разрядило обстановку.
– Схожу за словарем, – сказал он и уже из глубины квартиры позвал: – Иди сюда!
Я спрыгнул со стула – действительно, как будет спрыгнуть , – скинул куртку и пошел на голос.
Чечевицын расположился в отцовом кабинете. Я уселся на знакомый мне кожаный диван и потянулся:
– Эх, вискаря бы!
– Мы сегодня работаем, а не развлекаемся, – сказал Чечевицын тоном, в каком я узнал нотки его отца.
Он работал, а я делал вид, что развлекаюсь, шныряя взглядом по сторонам, а сам тоже работал. Работал мой мозг. Куда, как и в какой момент. Можно попросить попить и засунуть посылочку за рамку фото. Можно отодвинуть стекло, где книги, и положить в книжку. Можно бросить в корзину для бумаг под столом. Да ведь если корзину будут вытряхать, вместе с бумагами вытряхнут посылочку. Но я же не знаю, сколько времени ей назначено и что с ней должны делать. Не исключено, что я ошибся в предположениях, и это заказано для употребления. Кем? Чечевицыным-младшим или Чечевицыным-старшим? Да ведь Чечевицына-старшего нет в природе. Есть то ли Алиханов, то ли Хуснутдинов. Вип . У Ф. Незнанского тоже действуют випы . Мне пришло на ум, что Ф.
Я был настолько поглощен своими мыслями, что когда Чечевицын-младший бросил карандаш на стол и сказал «Ну все», я вздрогнул.
– А попить не дашь? – попросил я вдруг осипшим голосом, что получилось как раз уместно.
– А посмотреть не хочешь? – спросил Чечевицын.
– Хочу, – сказал я, хотя чего мне было смотреть лишнее, но это была моя легенда, и я не должен был подставляться.
– И кто вам такую херню задает! – оценил напоследок Чечевицын мои усилия, а точнее усилия Ф. Незнанского, кинул листик, который плавно спланировал мне на колени, и удалился за водой.
Я должен был использовать момент и проделать какое-то молниеносное движение, чтоб избавиться, наконец, от посылочки. Но я застыл и так и сидел застывший, как заколдованный. Крыша ехала, я не мог остановиться ни на одном варианте и тупо уставился в дурацкий листок.
Чечевицын вернулся с бутылкой минеральной воды, сунул мне, и я, не зная, что делать, принялся сосать из горла и сосал, пока не высосал бутылочку до дна.
– А не обоссышься? – поинтересовался Чечевицын.
Я почувствовал, что, действительно, смертельно хочу в уборную.
– Где у вас? – спросил я.
– В тот раз я показывал, – сказал Чечевицын.
– Думаешь, я запомнил? – сказал я.
– А нет? – спросил Чечевицын.
– Я ж не шпион, – засмеялся я.
– Значит, мне показалось, – засмеялся Чечевицын.
Мы обменялись этим на пути в уборную, и, уже расстегнув штаны, я подумал, что разговор мне не понравился. Точно, одетый Чечевицын на Пушке и раздетый у себя дома – два разных Чечевицына. Тот – свой парень. Этот – вредная мочалка, себе на уме. Почему люди не простые, а перекрученные? Я представил, как жилось с Чечевицыным его модельной мамашке с прической без перхоти и с бедным богатым шведом, и пожалел не знакомого мне ровесника, а незнакомых предков.
Я оправился, спустил воду в унитазе, полез в карман, вынул посылочку, пальцем ковырнул землю в горшке с большим фиолетовым цветком, в огромной уборной стояли и живые цветы, и сухие букеты, и чего здесь только не стояло, положил туда посылочку, присыпал землей обратно, сровнял, и, чтоб не пальцах не оставалось земли, открыл воду в раковине помыть руки.
В эту самую секунду дверь распахнулась, и появился Чечевицын. Сердце у меня захолонуло. Я понял, что у них есть система наблюдения, и он в эту систему все, что надо, пронаблюдал. Я забыл, запер я дверь или нет, дурак. Но даже если запер, у них наверняка имелся ключ снаружи.
– А ты чистюля, – сказал Чечевицын.
– В каком смысле? – спросил я, замерев над струей воды, которая уже смыла все следы.
– Руки после моешь, – сказал Чечевицын.
– После чего? – спросил я, зная, что иду на костер.
– Поссал и моешь, – сказал он.
– И что? – сказал я, слепо глядя перед собой и вытирая каждый палец чем-то мягким до невозможности.
– Не думал, что тебя этому обучали, – ухмыльнулся Чечевицын. – А я жду и жду.
– Считай, что дождался.
Я повернулся к нему и неожиданно сунул ему плюху в морду. За все. Он меня достал.