Мальчики Из Бразилии

Левин Айра

– Да за пятьдесят, - сказал он.
– Может, лет пятьдесят пять.
– Он глянул на старика.
– А ты что скажешь?

Старик кивнул.

– Примерно.

Либерман, расстегнув лежащий на коленях портфель, сказал:

– У меня есть несколько снимков. Они были сделаны довольно давно, но не могли бы вы посмотреть на них и сказать, напоминает ли кто-нибудь из них того комми­вояжера?

– С удовольствием, - сказал бармен, подходя по­ближе. Старик заерзал на стуле.

Вытаскивая снимки, Либерман спросил у старика:

–

Он как-то называл себя?

– Не припоминаю. Да и в любом случае я бы не запомнил. Но я хорошо помню лица.

Либерман отодвинул стакан с томатным соком, раз­ложил на стойке снимки и отделил три из них, которые пододвинул старику и бармену.

Они нагнулись над глянцевитыми листиками, и ста­рик сдвинул жокейскую шапочку на затылок.

– Добавьте те тридцать лет, что прошли, - наблю­дая за ними, сказал Либерман.
– Или тридцать пять.

Подняв глаза, они с настороженной неприязнью по­смотрели на него. Старик отвернулся.

– Никого не знаю, - сказал он, берясь за пивную кружку.

Бармен, глядя на Либермана, сказал:

– Вам не стоит показывать нам снимки... молодых солдат и ждать, что мы опознаем пятидесятипятилетнего человека, которого видели месяц назад.

– Три недели назад, - уточнил Либерман.

– Все равно.

Старик был поглощен своим пивом.

– Эти люди - преступники, - сказал им Либер­ман.
– Они разыскиваются вашим правительством.

– Нашим правительством, - сказал старик, ставя кружку на мокрый картонный кружочек.
– А не вашим.

– Это правда, - согласился Либерман.
– Я австриец.

Бармен отошел, и старик посмотрел ему вслед.

Либерман, положив руку на россыпь снимков, накло­нился к старику и сказал:

– Этот коммивояжер, может быть, убил вашего друга Дюрнинга.

Старик, облизывая губы, не отрывал взгляда от круж­ки. Он крутил ее перед собой, придерживая за ручку.

Либерман с печалью посмотрел на него и, собрав снимки, засунул их обратно в портфель. Закрыв клапан, он защелкнул его замки и встал.

Вернувшийся бармен коротко сказал:

– Две марки.

Вынув пятимарковую банкноту, Либерман сказал:

– Дайте, пожалуйста, мелочи для телефона.

Зайдя в будку таксофона, он набрал номер фрау Дюрнинг. Линия была занята.

Он попробовал созвониться с сестрой Дюрнинга в Оберхаузене. Никто не ответил.

Он продолжал стоять в будке, поставив портфель между ног, и, прижав трубку к уху, думал, что он скажет фрау Дюрнинг. Вполне возможно, что она враж­дебно отнесется к появлению Якова Либермана, охотни­ка за нацистами; а даже если и нет, после обвинений своей золовки, она, скорее всего, откажется обсуждать Дюрнинга и обстоятельства его смерти с каким-то незна­комцем. Но что он может сказать ей, кроме правды? Каким иным образом добиться встречи с ней? Он поду­мал, что Клаус фон Пальмен в Пфорцхейме может до­биться лучших результатов, чем он.

А ему очень нужно обойти его.

Он попытался еще раз связаться с фрау Дюрнинг, глядя на бумажку с ее номером, выписанным аккурат­ным почерком шеф-инспектора Хааса. На другом конце наконец освободилась линия.

– Да?
– голос женский, быстрый и несколько испу­ганный.

– Это фрау Клара Дюрнинг?

– Да, кто это?

– Меня зовут Яков Либерман. Я из Вены...

Молчание.

– Яков Либерман? Тот человек, который... находит нацистов?
– в голосе было удивление и растерянность, но не враждебность.

– Ищу их, - сказал Либерман, - и только иногда нахожу. Я приехал в Гладбек, фрау Дюрнинг, в надежде, что вы будете настолько любезны и уделите мне хотя бы полчаса своего времени. Я бы хотел поговорить о вашем покойном муже. Я предполагаю, что он мог быть втя­нут - совершенно случайно и даже ни о чем не подо­зревая - в отношения с некоторыми лицами, которые меня интересуют. Могу ли я поговорить с вами? Будет ли это удобно для вас?

Были слышны тонкие звуки кларнета. Моцарт?

– Эмиль мог быть втянут?..

– Может быть. Сам того не зная. Я нахожусь по соседству с вами. Могу ли зайти? Или вы предпочитаете встретиться где-нибудь вне дома?

– Нет. Я не могу встретиться с вами.

– Фрау Дюрнинг, прошу вас, это очень важно.

– Скорее всего, не смогу. Не сейчас. Вы выбрали самый неподходящий день.

– Тогда завтра? Я прибыл в Гладбек с единственной целью поговорить с вами.

Кларнет замолчал, а затем снова повторил послед­нюю музыкальную фразу - на этот раз точно Моцарта. Играет ее любовник Шпрингер? Почему сегодня самый неподходящий день?

– Фрау Дюрнинг?

– Ну хорошо. Я работаю до трех. Вы можете подойти завтра к четырем?

– Вы живете на Франкенштрассе, 12?

– Да. Квартира номер тридцать три.

– Благодарю вас. Завтра в четыре. Спасибо, фрау Дюрнинг.

Выйдя из телефонной будки, он спросил у бармена, как пройти к тому зданию, в котором Дюрнинг нашел свою смерть.

– Оно снесено.

– В таком случае, где оно было?

Бармен оторвался от мытья стаканов и ткнул пальцем.

– Вниз по улице.

Либерман прошел узкую улочку и пересек улицу пошире. Гладбек или, по крайней мере, эта его часть, был мрачным и серым городком, над которым висел смог.

Он стоял, глядя на выщербленные остатки стены быв­шего фабричного строения. Трое ребятишек играли сре­ди щебенки. За спиной одного из них был военный рюкзачок.

Он двинулся дальше. Следующая поперечная была Франкенштрассе; он проследовал по ней до 12-го номе­ра, обветшавшего многоквартирного дома, который в свое время считался современным строением; перед до­мом был маленький ухоженный газончик. Из трубы на крыше поднималась узкая струйка черного дыма, внося свой вклад в пелену смога.