Мальчики Из Бразилии

Левин Айра

Взяв листы, Траунштейнер всем своим квадратным красным лицом мрачно дал понять: беспрекословное подчинение.

– Голландия и верхняя часть Германии, - сказал человек в белом, - отводятся сержанту Клейну. Опять шестнадцать, восемь и восемь.

– Благодарю вас, герр доктор.

– Восемь в нижней Германии и девять в Австрии, то есть семнадцать - для сержанта Мундта.

Мундт - круглолицый, коротко стриженный человек со стеклянным глазом - улыбался, дожидаясь, когда ему передадут списки.

– В Австрии, - сказал он, - я займусь и Яковом Либерманом.

Траунштейнер, передававший

ему бумаги, обнажил в улыбке золотые коронки.

– Яковом Либерманом, - сказал человек в белом, - в свое время обязательно займутся, если не считать, что у него и так плохое здоровье, а банк, в котором он хранил свои еврейские денежки, лопнул. Он занят сей­час чтением лекций и выпуском своих книжонок, а не нами. Забудьте о нем.

– Слушаюсь, - сказал Мундт.
– Я только пошутил.

– А я нет. Для полиции и для прессы он всего лишь старая зануда с папками, набитыми призраками; убейте его - и он превратится в непризнанного героя, живых врагов которого предстоит поймать.

– Я никогда не слышал об этом еврейском выродке.

– Хотел бы я сказать то же самое.

Собравшиеся рассмеялись.

Человек в белом передал последнюю пару листков Гессену.

– Для вас восемнадцать, - сказал он, улыбаясь.
– Двенадцать в Соединенных Штатах и шесть в Канаде. Я думаю, что вы будете достойны своего брата.

– Так и будет, - ответил Гессен, гордо вскидывая серебряную голову.
– И вы в этом убедитесь.

Человек в белом обвел взглядом своих гостей.

– Повторяю вам, - сказал он, - каждый человек должен погибнуть в предназначенную для каждого дату или как можно ближе к ней. «В», конечно, лучше, чем «ближе», но разница должна быть буквально микроско­пической. Неделя туда или сюда не будет играть реша­ющего значения и даже месяц можно принять, если таким образом риск будет сведен к минимуму. Что же до методов: любой, который вы предпочтете, помня лишь о том, что они должны варьироваться, лишая полицию возможности строить какие-либо предположения. В лю­бой из этих стран власти не должны даже предполагать, что все смерти - части одного плана. Для вас это не представит трудностей. Учитывайте про себя, что во всех случаях речь идет о достаточно пожилых шестидесяти­пятилетних людях: они уже подслеповаты, рефлексы у них замедлены, силы убывают. Водят машины они из рук вон плохо, переходя улицу, не смотрят по сторонам; они могут пострадать при падении, на них могут напасть на улице и зарезать хулиганы. Есть десятки способов, при помощи которых такой человек может расстаться с жизнью, не привлекая внимания высоких властей.

Он улыбнулся.

– И я не сомневаюсь, что вы найдете их.

Клейст задал вопрос:

– Можем ли мы нанять кого-то для выполнения дан­ного задания или обратиться к кому-то за помощью? Если таким образом лучше всего можно будет выполнить задачу?

Человек в белом с неприкрытым удивлением развел руки.

– Вы толковые ребята с неплохой сообразительно­стью, - напомнил он Клейсту, - почему мы и отобрали именно вас. Тем не менее, если вы считаете, что спра­виться с работой сможете только таким образом - дей­ствуйте. Если человек отправится в мир иной в отведен­ный для него срок и власти не будут подозревать, что это часть операции, руки у вас полностью

развязаны.

Он поднял палец.

– Впрочем, не в полной мере; прошу прощения. Одно условие, но достаточно важное. Мы не хотим, чтобы хоть в какой-то мере пострадали члены семьи данного чело­века, оказавшись в роли, скажем, сопутствующих жертв при дорожной катастрофе. Или же, допустим, если че­ловек пал жертвой любовника молодой жены, которая стала соучастницей преступления. Повторяю: члены семьи никоим образом не должны пострадать и соучаст­никами могут быть только посторонние.

– Зачем нам вообще нужны соучастники?
– спросил Траунштейнер и Клейст сказал:

– Никогда не знаешь, с чем тебе придется столкнуть­ся.

– Я проехал по всей Австрии, - сказал Мундт, про­глядывая свой список, - но тут упоминаются места, о которых я никогда не слышал.

– Да, - пробурчал Фарнбах, уставясь в свой единственный листик.
– Я хорошо знаю Швецию, но никогда не слышал о Расбо.

– Это маленький городок примерно в пятнадцати километрах к северо-востоку от Упсалы, - сказал чело­век в белом.
– Речь идет о Берте Гедине, не так ли? Он там почтмейстер.

Фарнбах посмотрев на него, удивленно вскинув бро­ви.

Человек в белом спокойно встретил его взгляд и тер­пеливо улыбнулся.

– И убийство почтмейстера Гедина, - сказал он, - в полной мере такое же важное, виноват, святое дело, что я вам уже говорил. Бросьте, Фарнбах, оставайтесь тем же отважным солдатом, которым вы всегда были.

Пожав плечами, Фарнбах снова углубился в изучение своего списка.

– Вы же... доктор, - сказал он.

– Именно так, - человек в белом, занявшись своим дипломатом, продолжал улыбаться.

Гессен, просмотрев свой список, заметил:

– Чудное местечко: Канкаки.

– Как раз рядом с Чикаго, - заметил человек в белом, вытаскивая из дипломата пачку конвертов, кото­рые широким жестом бросил на стол. Полдюжины объе­мистых пузатых конвертов, и в углу каждого из них была фамилия: Кабрал, Каррерас, Де Лима...

– Прошу прощения, - сказал человек в белом. Же­стом он дал понять, что конверты могут быть разобраны и снял очки.
– Не открывайте их здесь, - уточнил он, потирая и почесывая переносицу.
– Я сам лично все проверил еще утром. Германские паспорта с бразильски­ми въездными визами и всеми прочими, разрешение на работу, водительские права, визитные карточки и дело­вые бумаги; все на месте. Вернувшись к себе в номера, попрактикуйтесь в новых подписях. Там же находятся билеты на самолеты и некоторая валюта стран вашего назначения; в перерасчете по курсу - несколько тысяч крузейро.

– И алмазы?
– спросил Клейст, обеими руками де­ржа перед собой свой конверт с надписью «Каррерас».

– В сейфе в штаб-квартире, - человек в белом ак­куратно уложил очки в футляр.
– Они будут вам пере­даны вам по пути в аэропорт - все вы отбываете завтра - а вы передадите Австрийцу ваши подлинные паспорта и личные бумаги, которые будут дожидаться вашего возвращения.

– А я уже привык к себе как к Гомесу, - сказал Мундт, ухмыльнувшись. Остальные рассмеялись.

– Сколько каждому из нас причитается?
– спросил Швиммер, застегивая свою папку.
– Алмазов, я имею в виду.