Мальчики в розовых штанишках. Очень грустная книга

Зенькович Николай Александрович

«Сейчас Лебедь вылетел».

«Нужно, чтобы локомотив и чтобы рулевой у локо­мотива соображал».

О движении «Наш дом — Россия»:

— И образ движения был бы неполон, если бы в его спектре не осветились бы бело-красные цвета «Спартака», мягкие земные тона Союза землевладель­цев, если бы не звучал бы казачий хор атамана Мар­тынова, песни Зыкинской академии культуры, не блис­тала умами Ассоциация российских вузов...

«Мне как-то самому неудобно говорить, чем я стал новее. Увидите еще, подождите, дайте разогреться».

«Я не думаю, что

губернатор должен именно рабо­тать так, чтобы вредить».

«А мне и думать не надо! Я убежден, что специаль­но чем хуже, тем лучше».

«Что касается будущих выборов, я еще от тех не отошел — меня подташнивает».

По возвращении из Европы (август 1997 г.):

— Не ждут они нас там, но и нам ждать нечего. Мы не пасынки, Россия не где-то, а часть... основная часть Европы. Европа — это наш дом!

«Россия со временем должна стать еврочленом».

«Нам никто не мешает перевыполнить наши за­коны».

«Но пенсионную реформу делать будем. Там есть где разгуляться».

«Мы помним, когда масло было вредно. Только сказали — масла не стало. Потом яйца нажали так, что их тоже не стало».

«Вот мы там все это буровим, я извиняюсь за это слово — за слово, Марксом придуманное, этим фан­тазером».

«Вечно у нас в России стоит не то, то нужно».

«Переживем трудности. Мы не такие в России рос­сияне, чтобы не пережить. И знаем, что и как надо делать».

«Вот Михаил Михайлович— новый министр фи­нансов. Прошу любить, и даже очень любить. Михаил Михайлович готов к любви».

«Я готов пригласить в состав кабинета всех-всех... Но они на это только показывают язык и еще кое-что».

После президентской критики о слабой борьбе с преступностью:

— Я немедленно дам указание руководителям пра­воохранительных структур и прокуратуры, чтобы они лично явились на ТВ и приняли участие в дискуссиях, посвященных борьбе с преступностью.

В разгар «книжного» скандала:

— Никто не может запретить членам правительст­ва в свободное от работы время хоть книжки писать, хоть рыбу удить.

«На любом языке я умею говорить со всеми, но этим инструментом я стараюсь не пользоваться».

После отставки (март 1998 г.):

— Я с молодых лет всегда работал первым лицом.

Тогда же:

— «Газпром» для меня — это альма-матер, как говорят.

«Я не из тех людей, чтобы доводить до мордобоя, я извиняюсь за это слово. И мордобой-то опять не они же бы, не их же! Если бы их бы там навесить — это бы с удовольствием! А те мордобой-то, в мордобое люди же бы участвовали: народ как всегда».

Интервью 1-му каналу телевидения 19 декабря 1988 года в 21.00:

Ведущий (ссылаясь на учредительный съезд «Отечества»): Вы осознали порочность такого мето­да создания партии, сверху?

— В полной мере. Но 1995 и 1998 годы— это разные годы. Тогда нужно было выходить на выборы. Если бы не было НДР, не было бы других, совсем была бы труба. Поэтому тогда была другая обстанов­ка, и то, что мы тогда его создавали отсюда, сверху,

быстро провели съезд... Три года с лишним мы и рас­хлёбываемся за это. Вот только сейчас мы ощущаем становление нашей организации, теперь появилась воз­можность. Пока никто от нас не ушел, пока никакого раскола у нас нет. Не знаю высказывания Шохина. Но надо идти на контакты. Но вначале надо создать что- то, потом выстраивать отношения под что-то, под выборы, под парламент. Если это будет поле НДР, поле «Яблоко», то это отбросит еще больше назад нас всех. Если Юрий Михайлович будет вспахивать новое поле и привлечет в свою организацию центризм — поле, которое еще не вспахано, и привлечет в свои ряды людей, которые находятся слева, может быть справа. Но только чтобы не получилось, что мы все будем делать одно и то же на одном поле, перема­нивать избирателей друг у друга, ничего хорошего в этом нет...

«Мы ему тоже вчера сказали: такое корявое объяс­нение и корявое, как говорится, пожелание — оно только вредит» (о Шохине).

«Я бы не хотел, чтобы я тут кого-то сегодня оха­ивал там или там не признавал. Это уже дело пред­седателя правительства».

«Я готов и буду объединяться. И со всеми. Нельзя, извините за выражение, все время врастопырку».

«Нельзя сейчас строить умные морды и заниматься политиканством».

«Вы там говорили, а нам здесь икалось, но я и к этому отношусь нормально».

«Что я буду втемную лезть. Я еще от светлого не отошел».

«Когда моя, наша страна в таком состоянии, я буду все делать, все говорить, я не буду ничего держать за спиной».

«Депутаты все высказались, чтобы я шел. Избирал­ся, точнее».

«Перпендикулярных поправок — что-то там отме­нить, вырезать — нет».

О Черномырдине:

Борис Ельцин:

— Виктор Степанович Черномырдин большую жизнь прожил, побывал и сверху, и снизу, и снизу, и сверху...

Элла Памфилова, депутат Госдумы:

— Черномырдин — это наша маленькая Швейца­рия.

Сергей Шахрай:

— Состояние дел в НДР можно образно сравнить с бесконечными собраниями пайщиков жилищно-стро­ительного кооператива.

Борис Березовский:

— Черномырдин, к сожалению, неизбираем.

Геннадий Селезнев:

«Все честные журналисты знают только один праздник печати — 5 мая. Чтобы этот праздник все праздновали впредь, надо победить на президентских выборах...»

«Всякая наша чушь, которая здесь произносится, она тиражируется с огромным удовольствием».

«Это союз ежа и ужа» (о союзе Зюганова и Лу­жкова).

«Одно время президент любил молодых, а сейчас тяжеловесов. Когда же он остановится на среднем возрасте?!»

«Если бы я был магом, я бы обратился к нашим девушкам и женщинам с призывом рожать. Хватит России вымирать».

«Вы меня, пожалуйста, в честности не упрекайте».

«Вообще давайте зарубим себе на носу: у нас нет сенаторов в России, у нас нет «спикеров» в России. Что мы на самом деле? Русская Государственная дума несет всякую ахинею!»