Мальчий бунт
Шрифт:
— Ну, что же вы стоите? — с внезапным раздражением спросил Муравьев…
— Ваше превосходительство?!
— Вы не знаете, что сказать этому разбойничьему атаману… Вот и скажите то, что есть. Мальчик чувствует себя не так уж плохо и уезжает с хозяином в Москву…
Гаранин повернулся и, опустив в раздумьи голову, тихо пошел из комнаты… Шпрынка огорчился, увидев его одного:
— Ну, что же Митька?!
Гаранин приоткрыл дверь чуть-чуть и, крепко её держа обеими руками, ответил:
— Он велел тебе сказать, что уезжает с хозяином в Москву. А с такими халуями, как ты, и знаться не желает…
— Врешь! Сам он
— Он. Сам.
— Говорю: врешь!
Гаранин захлопнул дверь, замкнул её, повернулся и ушел. Шпрынка торкнулся в дверь опять. Солдат махнул ему и погрозил штыком.
2. Игра
К подъезду конторы подали несколько запряжек. Часового в корридоре сняли. Пламя газовых рожков умирало, бледнея и съеживаясь — едва трепетало синим светом, похожим на пламя спирта. Лица при этом мертвом свете казались бледными. В первые сани, парой в дышле, уселся Саввы Морозова сын. Рядом с ним, посадили тепло закутанного Кудряша. Мальчик привалился плечом к хозяину. Морозов сидел в санях сгорбясь — его била лихорадка. Гаранин встал на запятки и левою рукою придерживал Кудряша. Во вторые сани хлопотливо усаживал Муравьева жандармский офицер и, сев с ним сам, крикнул «трогай». Кучер Морозова тронул. Впереди саней скакал десяток казаков и столько же за вторыми санями. Вихрем пронесся этот поезд по темной Никольской улице и повернул к товарной станции.
Кудряша в молчании внесли в вагон и положили на диван в салоне. Гаранин отпустил лошадей и ждал от Морозова распоряжений. Старик сидел на диване против Кудряша, поникнув. Муравьев сказал Гаранину:
— Тимофей Саввич просит заказать экстренный поезд.
— Слушаю-с, ваше превосходительство, — Гаранин почтительно изогнулся и побежал на станцию исполнять приказание хозяина…
— Сейчас подадут паровоз и дадут поезду маршрут, как только Москва ответит… — доложил Гаранин, возвратясь: — Тимофей Саввич — прикажете мне итти?
Морозов поднял голову, мутно посмотрел на Гаранина и что-то невнятно пробормотал…
— Тимофей Саввич просит вас сопровождать его в Москву…
— Слушаю-с, ваше превосходительство!..
Подали паровоз. Вагон толкнуло. И рука у Кудряша свалилась с груди и повисла вниз с дивана…
Морозов дико вскрикнул, вскочил, хотел бежать. Его остановил Муравьев…
— Не беспокойтесь, Тимофей Саввич, это прицепили паровоз…
Гаранин поправил руку Кудряшу и сказал:
— Ну, лежи! Чего завозился…
Вагон перекатили к вокзалу, прицепили еще один для бригады. Дробно и долго залился звонок — и ударил три раза. Обер свистнул. Паровоз ответил. Обер свистнул. Паровоз ответил снова… Мягко стукнуло на стыке, и огни вокзала уплыли назад…
— А, ведь, мы успеем до Москвы пульку разыграть, — сказал Муравьев, приподымая крышку столика…
— Разумеется, успеем! — весело ответил жандармский офицер, взглянув на Морозова.
Саввы Морозова сын поднял голову, посмотрел кругом и пробормотал:
— Гараня! Устрой! Там у меня в купе есть в лукошке…
Гаранин захлопотал. Он раскинул у окна перед диваном, где сидел хозяин, ломберный столик с зеленым сукном, спустил в вагоне шторы; затопил чугунную печурку; засветил на столе в подсвечниках две свечи; из
Муравьев расчертил метком по сукну клетки для записи игры. Напротив Тимофея Саввича сел Гаранин. Накрест: Муравьев с жандармским офицером…
Вскрывая колоду, Муравьев сказал:
— Будем играть по маленькой. Я крупно не играю… По сотой?
— Извольте, — хрипло ответил Морозов, протягивая руку за картой.
Вагон катился всё быстрей по направлению к Москве. От толчков на стрелках и кривых по полу катается упавшая пустая бутылка. В салоне накурено. Морозов с посветлевшим взором смотрит в карты: ему везет чертовски.
— Три без козыря! — объявляет он… — Гаранин! поправь Кудряша…
Гаранин вскакивает и поправляет: от тряски тело Кудряша едва не сползло с дивана — и он бы упал, если б во-время не обратил внимания хозяин…
3. Вспышка
Шпрынка, опечаленный тем, что сказал Гаранин, и вместе обрадованный тем, что Кудряшу не плохо, — не верил лишь тому, что Кудряш изменит снова и поедет с хозяином в Москву. Сомненье Шпрынки кончилось, когда из артели прибежал Приклей и сообщил, что видел своими глазами:
— Что? верить не хотел? Уехал! Уехал твой Кудряш с хозяином в Москву. Эх, ты! Спутался с хозяйским халуем — и уж на нас ноль вниманья. Нет уж, брат: кто у хозяина разок тарелочки полижет, нам не товарищ…
— Да ты сам видел ли?
— Видал. Сидит в санях сам Морозов, а по левую руку Кудряш. Сзади лакей. И казаки кругом. На вокзал поехали. Я ну-ка туда… Жандармы никого не пускают: ночью на платформу нельзя! Я с той стороны. Прицепили к паровозу два вагона и махить в Москву! Вот тебе Кудряш: Митькой звали!..
— Заливаешь?
— Лопни мои глазыньки — не вру. Провалиться мне на этом месте! Да поди сам в конторе спроси…
— Был, спрашивал…
— У кого?
— Гаранин говорил…
— Гаранин тоже в Москву с хозяином уехал…
— Пойду, спрошу еще…
— А казаки-то?
— Они теперь не трогают — народу мало…
— И я с тобой пойду…
Было уже поздно. С улицы сняли солдат. Только вдали маячили на конях казачьи разъезды. По тротуарам, озираясь, спешат запоздалые прохожие.
Не доходя конторы, мальчики встретили Кривого Соловья… Шпрынка его остановил:
— Дедушка! Ты отколь?
— Из конторы…
— Кудряш там?
— Там, как же. Как мы его с улицы втащили — на стол положили, и лежит птенчик… Только прокурон нас оттуда выгнал и никого не велел впускать… Я в сторожку покурить шел… Жалко мне парня… Не то, — что вы, учтивый был. К старшим — почтение имел. Намедни клеил я афишки — какой-то арестант бег, да и опрокинь мое ведерко, клей весь вон — ну, а Митя подошел ко мне, ведерко поднял, да клейстер мы сварили снова, да вместе и пошли афишки клеить… Маленько меня потом поругали: что не так быдто наклеено — криво что ли, ал и кверх ногами — ну, так, ведь, это он по неопытности. Всякое дело мастера боится. Поругали — это не беда. Лишь бы дело сделано было…