Мальчуган
Шрифт:
– Тогда я завтра подаю заявление об уходе и сейчас же уезжаю обратно в Токио. Противно служить в таком гнусном месте. Не останусь я здесь, далее если просить будут!
– Допустим, ты подашь заявление об уходе – ну и что? «Красной рубашке»-то наплевать?
– Тоже верно!… А что же сделать, чтоб ему было не наплевать?
– Ты понимаешь, этот прохвост все делает так, чтоулик не остается, а раз улик нет – попробуй-ка изобличи его!
– Очень сложно. Но ведь нас-то с тобой несправедливо обвинили! Хорошенькое дело! Неужели нет небесного правосудия?…
– Не
– А с дракой-то как же быть? Так все это и оставить?
– Да, придется. Мы должны поймать своего противника на его слабостях.
– Ладно, пусть так! Я не мастер на хитрости, я полагаюсь во всем на тебя. Но когда наступит нужный момент, я буду делать все что угодно.
На этом мы с «Дикообразом» расстались. Если он прав и все это действительно проделки «Красной рубашки», то какой же это гнусный человек! Во всяком случае его не перехитришь! Придется прибегнуть к физической силе, иначе ничего не выйдет. Собственно говоря, по той же причине и войны на свете не прекращаются. Так и между отдельными людьми – в конечном счете все решает сила.
На другой день я едва дождался, пока принесут газету, развернул, поглядел, – не только исправления от редакции, но и опровержения-то нет.
Придя в школу, я стал донимать «Барсука», но он сказал:
– Наверно, поместят завтра.
А назавтра в газете появилось коротенькое опровержение, набранное петитом. Однако от имени редакции никаких исправлений помещено не было. Когда я снова пошел поговорить с директором школы, он объяснил:
– Ничего другого сделать не удалось.
А еще директор! И вид как у барсука, и в сюртуке ходит – и вдруг оказывается, что он никакого влияния не имеет. Не может даже заставить извиниться какую-то деревенскую газету, которая поместила лживое сообщение! Я был взбешен.
– В таком случае я пойду один, – заявил я, – и сам потолкую там с главным редактором!
Но он возразил: – Это не годится. Пойми, если ты начнешь спорить, только и добьешься, что они снова напишут что-нибудь ругательное. Словом, то, что пишут в редакции, будь то ложь, будь то правда, исправить уже никак невозможно. Лучше махнуть рукой, ничего больше не поделаешь! – закончил он.
Ну, если газета – такая штука, так нужно как можно скорее разгромить там все вдребезги, это и для нас полезнее будет! Выходит, если уж в газете напечатают, так это все равно что черепаха вцепилась мертвой хваткой. Что там, что тут – не отдерешь! Об этом я.узнал только теперь, из объяснений «Барсука».
Прошло еще дня три. И вот однажды, после полудня, прибежал взбешенный «Дикообраз».
– Наступил критический момент, – объявил он мне, – и я хочу теперь осуществить наш план.
– Вот как? В таком случае и я с тобой! – тут же присоединился я.
Но «Дикообраз», опустив голову, сказал:
i – Слушай, а может быть, тебе лучше не впутываться?
– Почему это? – удивился
– Тебя вызывали к директору? Говорили тебе: «Подайте заявление об уходе»? – спросил он.
– Нет! А тебе говорили? – в свою очередь спросил я.
– Да, сегодня в директорском кабинете мне сказали: «Это очень прискорбно, но обстоятельства вынуждают, вам придется подать в отставку».
– Ну, знаешь, наверно «Барсук», зазнавшись, всякое соображение потерял! Мы же с тобой вместе ходили на парад, вместе смотрели пляски с мечами, потом, чтоб прекратить драку, вместе ввязались в нее, – не так разве? И если говорят: «Подайте заявление об уходе», то, по справедливости, это нужно было сказать нам обоим. Должно быть, в этих деревенских школах вообще не понимают, что значит разумно поступать?
– Это все сделано по наущению «Красной рубашки». Дело в том, что такие люди, как я и «Красная рубашка», никак не могут работать в одной школе. Ну а ты, он считает, если и останешься, то для него безвреден.
– Значит, я такой, что могу сработаться с «Красной рубашкой»? И он считает, что я для него безвреден?… Нахальство!
– Понимаешь, ты чересчур бесхитростный человек,поэтому он думает, что, если ты и останешься, он так или иначе всегда сможет тебя провести.
– Еще того хуже! Кто это может с ним вместе работать?
– Кроме того, смотри-ка: Кога недавно уехал, а с заместителем что-то случилось, и он, вероятно, совсем не приедет. Теперь, если нас с тобой одновременно выгонят, то у школьников получатся пустые часы, а это помешает ходу занятий.
– И мне, значит, хотят отвести роль затычки для пустых мест? Так, что ли?… Скоты! Кто им даст себя провести?
Придя на следующий день в школу, я зашел в кабинет директора.
– Почему вы не предложили мне подать заявление об уходе? – начал я.
– Что такое? – опешил «Барсук».
– Хотта сказали: «подавай», а я чтоб не подавал? Разве это справедливо?
– В школе так сложились обстоятельства, что…
– Обстоятельства? Неверно! Если я могу оставаться, то и Хотта незачем уходить.
– Я затрудняюсь все это объяснить, но дело обстоит так, что Хотта придется отсюда уйти, это неизбежно. Вам же нет необходимости подавать такое заявление, так что…
Вот уж действительно «Барсук»! Всегда он говорит так, чтоб понять было невозможно, и при этом совершенно спокоен.
Мне ничего другого не оставалось, как объявить ему:
– В таком случае и я ухожу! Вы увольняете одного Хотта и полагаете, наверно, что я так и останусь в сторонке, буду сидеть сложа руки. Но я считаю недостойным такое бессердечие!
– Как же быть?… Если и Хотта и вы уйдете, тогда в школе совершенно не будет занятий по математике…
– Ну и не будет! Мне какое дело?
– Но нельзя же так ни с чем не считаться, надо немножко войти и в положение школы! К тому же со времени твоего приезда не прошло и месяца, а ты уже говоришь: «увольняюсь»; ведь это скажется и на твоем послужном списке, ты лучше подумай-ка хорошенько.