Маленькая черная ложь
Шрифт:
Вот он, Каллум Мюррей, прямо у меня на пороге, претендует на мое внимание лично, а не только в виде навязчивых мыслей внутри моей головы. И у него хватает такта выглядеть смущенным.
– Извини, я знаю, что уже поздно, но мне кажется, кто-то должен обыскать затонувшие корабли. Нужно начать с «Эндевора», это наиболее вероятное место, затем «Саннингем».
Я вспоминаю сегодняшний день, сцену в кафе, и мне хочется его ударить. Но потом пришлось бы объясняться, а это сложно и долго.
– О чем ты?
– Я думал, куда его могли бы увезти. – Каллум делает шаг назад, словно не
– Он на дне болота. Всплывет через несколько дней, когда тело раздуется от газов. – Я понимаю, что это звучит бессердечно, но в последний раз я видела этого человека, когда он улыбался женщине, убившей моих детей.
– «Эндевор», – повторяет Каллум. – Ты меня слушаешь, Кэтрин?
«Эндевор» – судно снабжения антарктических экспедиций, которое теперь лежит на дне недалеко от Фицроя. Вернемся мы только к утру.
– Он не может быть на затонувшем корабле.
– Спроси себя, где бы ты спрятала трехлетнего ребенка. Там, где его никто не нашел бы, откуда невозможно сбежать и где никто не станет его искать.
Наш разговор происходит словно с задержкой во времени. Каллум говорит, но мне требуется секунда-другая, чтобы осмыслить услышанное.
– «Эндевор» всего в часе от того места, где пропал мальчик. Большая его часть выступает над водой, но судно достаточно далеко от берега, чтобы до него можно было добраться на лодке или вплавь.
– Ты говоришь, что кто-то схватил ребенка, притащил на берег, посадил в лодку, гребную или моторную, привез на «Эндевор» и запер в рулевой рубке?
– Или на «Саннингем», хотя «Эндевор» более вероятен, потому что в этом случае не нужно проходить вблизи Стэнли. Хочешь сказать, это невозможно?
Хочу. Хотя…
– Ты говорил об этом со Стопфордом?
– Он все еще занят в порту, с круизным судном.
Я в курсе действий полиции. Мою лодку уже обыскивали. Констебль, заходивший к нам в офис, чтобы взять ключи, сообщил, что ни одному судну, независимо от того, принадлежит ли оно местным жителям или туристам, не разрешено покидать порт, пока не найдут Арчи. Я крайне заинтересована, чтобы ребенка нашли как можно быстрее.
Примирившись с неизбежным, нахожу куртку и ключи.
– Можешь сесть за руль, – говорю Каллуму, когда мы с Куини идем к его машине. – Я пьяна.
Он запрыгивает в машину и заводит двигатель.
– Да, представляю, каково теперь Арчи Уэсту… Не говоря уже о его родителях.
Ответить на это нечего, и мы молча едем в порт.
В городе оживленнее, чем обычно бывает в этот час, – улицы заполнены людьми с бутылками пива в руке. У нас на островах немного злоупотребляют алкоголем. Шум, скандалы, случаи мелкого вандализма. Честно говоря, молодым людям здесь больше нечем заняться по вечерам, кроме как сидеть в барах, однако обычно все бывает если и не добродушно, то достаточно безобидно. Но не сегодня. Мне не нравится агрессия, которую я могу разглядеть в этих группах. Мне не нравится, как люди умолкают и смотрят на нас, когда мы проезжаем мимо.
Мы информируем дежурного констебля, который
По ночам любой порт немного похож на сказку. Даже меня не оставляет равнодушной красота цветных огней, танцующих на поверхности воды, и игривый плеск волн, бьющихся о корпуса кораблей. Но сегодня над лесом мачт чувствуется напряжение, похожее на чаек, парящих в воздушных потоках. Подозрение, родившееся после того, как ребенка не нашли, распространяется со скоростью инфекции.
Мы поворачиваем на юг, огибая мыс Пемброк [13] , и на нас обрушивается антарктический ветер. Куини бросает на меня укоризненный взгляд и, как обычно, то ли бежит, то ли падает в носовую рубку. Я вдруг понимаю, что впервые за несколько лет мы с Каллумом остались одни, по-настоящему одни. Я жду, когда он что-нибудь скажет, как-то прокомментирует поиски или планы полиции и военных. Но Каллум молчит, и когда я поворачиваюсь, то вижу, что он сидит на боковой скамье, уперевшись локтями в колени и опустив голову.
13
Самая восточная точка Фолклендских островов.
Волнение усиливается. Всё против нас – и ветер, и прилив. Так что добираться до полузатопленного судна придется дольше, чем обычно. Высота волн достигает пяти или даже шести футов. Они обрушиваются на нос лодки; капли воды камешками скатываются по корпусу, стекают со стекол рулевой рубки. Каллум не шевелится.
– Тебе нехорошо. Лучше выйди на палубу.
– Всё в порядке. У меня не бывает морской болезни.
Не знаю, в чем причина, но ему не по себе. Лицо нездоровое, серо-зеленого цвета, как волны, перехлестывающие через борт лодки. Почувствовав мой взгляд, он поднимает голову:
– Я знаю, ты не хочешь этого слышать, но на островах живет убийца.
Сердце начинает биться быстрее. Спина покрывается мурашками, не имеющими отношения к ветру и холоду.
– Это не Глазго, Данди или Лондон. – Я изо всех сил стараюсь говорить непринужденно, словно полушутя. – Нас тут всего пара тысяч. Каковы шансы, что один из жителей – психопат?
Его взгляд становится жестким:
– Я, конечно, не специалист, но мне кажется, что больше, чем шансы на исчезновение трех мальчиков в возрасте от трех до семи лет за три года.
Похоже, это подходящий момент сосредоточиться на штурвале.
– Я был в Порт-Ховарде, когда исчез Фред. Стопфорд тоже. Я умолял его обыскать все лодки в порту, но он отказался. Сказал, что владельцы сами их проверят, и если мальчик прячется в одной из них, его найдут, не прибегая к дезорганизующим и неприятным поискам.
Я не отвечаю. Нет смысла. Ему еще есть что сказать:
– Подумай об этом, Кэт. У нас два главных события года – школьный спортивный праздник и Зимний Заплыв. Повсюду бродят толпы народу. Дети убегают от родителей. Подумай, разве это не самое подходящее время для педофила?