Маленькая коммунистка, которая никогда не улыбалась
Шрифт:
Наступает ее очередь. Марта подталкивает Надю, та встает и направляется к трибуне. Должна ли она их приветствовать? Кто они – судьи, которые выставят ей отметки? Или зрители, которым надо понравиться? Надя спотыкается на ступеньке, военный опускает для нее микрофон, и все выстраивается, все обретает очертания. Упражнения для пресса рано утром, когда весь город спит, даже ее родители еще не проснулись, падения, вывихи, растяжения, едкая магнезия, от которой весь день, до самого отбоя, першит в горле, строительство мечты, которую они возводят вместе, как бы ей хотелось куда больше в этом участвовать, о, как бы ей хотелось быть впереди, пусть даже она не умеет так говорить, как эта чудесная в своей искренности девочка. У Нади перехватывает дыхание, что-то поднимается изнутри, ощущение точно такое, как в те тысячные доли секунды, когда она делает сальто и собственное тело изумляет ее, само, без ее участия, приземляясь. Зал аплодирует стоя, серьезные старые люди изо всех сил
Бела слушает Надин рассказ о поездке в Бухарест. Отлично, детка, только все эти твои клятвы Старику и все эти стихи – полная ерунда. Каким образом она сможет хоть что-то завоевать, если он только что получил от румынской Федерации гимнастики письмо с отказом. Ни одна девочка из Онешти не поедет в Норвегию, на чемпионат Европы. Румыния будет представлена только спортсменками из столичного клуба «Динамо». Там отличный новый спортзал, тамошние молодые тренеры ведут себя по правилам: они послушно составляют каждый вечер донесения обо всем, что может заинтересовать департамент госбезопасности, – пишут о девочках, которых тренируют, о родителях этих девочек, о шутках, которыми гимнастки обмениваются в раздевалке… И это помогает Великому Строительству Товарища. А он, Бела, – что с него взять? Деревенский окорок – крестьянский гостинец? Виски, кофе и австрийский шоколад, тайно провезенные через венгерскую границу? И сам-то он что получает взамен? Вообще ничего. Хотя его белочки выигрывают все соревнования и скоро победят русских, он это точно знает. Ольга, конечно, умеет работать на разновысоких брусьях [16] и на бревне делает два сальто подряд, он разве спорит, но все равно девочка ненадежная, чуть что – дрожит и плачет. Ничего общего с Надей. Надя в понедельник точно такая же, как в четверг, утренняя Надя ничем не отличается от вечерней. Так чего они еще хотят? Что еще можно улучшить? Даже родители у Нади образцовые – скромные, в политику не лезут. Румыны, которыми можно гордиться, основательные, как его собственные бабушки и дедушки с их вечной непритязательной безотказностью.
16
На разновысоких брусьях Ольга Корбут первой исполнила уникальный элемент, названный в ее честь «петлей Корбут». Встав на высокую часть брусьев, она делала сальто назад, цепляясь руками за верхнюю перекладину. Впервые этот элемент был исполнен на Олимпиаде в Мюнхене (1972). В настоящее время «петля Корбут» на официальных соревнованиях не выполняется: новые правила запрещают гимнасткам вставать ногами на верхнюю жердь.
Бела отправился в Бухарест без вызова, попросил чиновника из Министерства спорта о встрече. Безуспешно. Вернулся в Онешти – кто же заменит его на тренировках? – и снова поехал в столицу. Вторая попытка тоже не удалась, ничего не вышло, чиновник его не принял. Тогда Бела позвонил и принялся по телефону умолять этого бюрократа что-нибудь придумать, нет, он не протестует против «превосходного государственного решения», но пожалуйста, добавьте в команду еще одну гимнастку, только одну из наших гимнасток! Парижским успехом хвастаться было неудобно, потому что история, рассказанная во всех подробностях руководителям Федерации молодой парижской переводчицей, завербованной департаментом госбезопасности, им не понравилась. Французы все-таки жаловались – пусть и на свой лад, вежливо, удивляясь «выступлению-сюрпризу чудесных румынских девочек, которых не было в программе».
Товарищ преподаватель, сказал столичный чиновник, который в конце концов согласился его принять, вашим девочкам некуда торопиться, им едва исполнилось тринадцать! Тоже мне выдумал, расхохотался он, оставшись после ухода Белы наедине с коллегой, этот мадьяр считает, что нашу современную процветающую страну могут представлять какие-то тупые деревенские недомерки из жопы мира!
У Белы состоялась тогда и другая встреча, о которой он не рассказал? Или у тренера было больше высокопоставленных друзей, чем он говорил? А может, подарки на этот раз были получше прежних? Он дал клятву привезти медаль, чемпионское звание? Как бы там ни было, неделей позже он добился разрешения включить в сборную Румынии девочку из своей команды. Теперь в сборной будут три гимнастки из «Динамо» и одна из Онешти.
В Шиене (Норвегия) идет двадцать пятая секунда комбинации
Я пишу Наде К.: «Ваше появление было зрелищем, его безупречная постановка опиралась на два цвета аксессуаров – белый и красный. Девственно белый цвет купальника. Белый цвет магнезии от ладоней до ляжек. Наконец, андрогинная бледность девочек-гимнасток – такими они были до того, как в начале девяностых их решили раскрасить поярче, используя для этого румяна и тени с блестками, делающие товар более привлекательным. И красный. Разумеется, это цвет коммунизма и его знамен. Но в первую очередь – цвет огромных атласных бантов, которыми тренеры украшали ваши волосы, этот аксессуар гарантировал подлинность детства в мире, где вы всегда были “слишком стары, чтобы быть молодыми”».
Чемпионка Европы! Новость была настолько неожиданной, что не нашлось ни одной фотографии, чтобы проиллюстрировать статью, вышедшую в то утро, когда Надя вернулась в Бухарест. В аэропорту ее, героиню, только что вытеснившую с пьедестала советских гимнасток, встречают с охапками красных гвоздик. Наконец из самолета выходит молодая женщина в темно-синем спортивном костюме. Это На-дя! Вот это красавица! Но происходит что-то странное: усатый исполин отдает красавице пластиковые пакеты, неси, мол, а сам кладет руку на плечо какой-то девчушке, наверное дочке. А где же наша чемпионка, осведомляется какое-то официальное лицо, отыскивая глазами крепкую спортивную фигуру. И тогда Надя выступает вперед, медали висят на ее узкой груди странным дикарским ожерельем, образуя золотой доспех, – и фотографы медленно, как при ускоренной киносъемке, опускаются на колени, чтобы оказаться на одном уровне с бледным детским личиком.
Надя пожимает протянутые руки. Представитель Партии благодарит девочку от имени всей страны – она сдержала слово, добилась тех прекрасных результатов, которые пообещала товарищу Чаушеску.
Все, что происходит потом в течение 1975 года (даже если бы и захотелось подделать историю, мы вряд ли нашли бы, что тут можно изменить), все ее прилежное, образцовое восхождение Бела воспринимает как должное. Он ничего другого не ждал – и был прав. Надя разрешает его сомнения, опережает его опасения, она делает все, что ей скажут, она – посланница его мечты, объект эксперимента и почти принцесса. «Почти» – потому что теперь надо убедить ответственных работников дать девочкам из Онешти место в будущей олимпийской сборной.
Бела клянется, что его девочки разгромят русских, вот увидите, он пишет это на бумажной скатерти чернилами и ставит свою подпись. За столиком ресторана еще три сотрудника Федерации. Товарищи, если вы возьмете моих девочек, после Монреаля про советских никто и не вспомнит!
До чего он смешной, этот толстяк, и почти трогательный, когда затягивает румынский гимн, вскочив с места и отбивая такт ладонью, так вдохновенно, словно сейчас поведет за собой войска: «Сегодня Партия нас объединяет, на румынской земле построен социализм, построен тружениками в едином порыве, ради чести родины, мы сокрушаем наших врагов, чтобы достойно жить под солнцем среди других народов, жить в мире, в ми-и-и-ире».
Хорошо, мы устроим предварительные соревнования между двумя командами и будем решать на основании фактов, соглашаются ответственные работники. Их позабавило представление, устроенное человеком, который остается для них «мадьяром».
Лето в столице, зной впивается в кожу обжигающими клыками, влажный застоявшийся воздух словно сгустился, облепляет запахом цветущих лип.
Здесь, в этом просторном гимнастическом зале с большими окнами, на полу не старые матрасы, а ярко-синие поролоновые маты. Тренируются только девочки из Онешти: как только температура поднялась выше тридцати восьми градусов, динамовские тренеры, которые требуют, чтобы их называли «товарищ тренер», увезли своих гимнасток в Констанцу, на берег Черного моря. А девочки из Онешти между упражнениями тащатся к умывальнику и брызгают себе в лицо холодной водой.