Маленькая кондитерская в Бруклине
Шрифт:
– Эээ… нет, на самом деле.
– Что? – Он глянул на нее подозрительно.
– Я обычно пью кофе и…
Софи пожала плечами. У нее вошло в привычку заскакивать в кафе в атриуме, чтобы выпить кофе, а еще сидеть и смотреть, как люди едят, притворяясь, что она поглощена Фейсбуком или чем-то еще на своем телефоне.
– Тебе надо постараться выбраться. От работы до Центрального парка меньше квартала.
– Я… наверное. Это просто… довольно… – Как противно: теперь кажется, будто она защищается. – О боже, извини, обычно я не такая жалкая. Я не хотела…
– Малость чересчур? – спросил он вполголоса.
Софи бросила на него благодарный взгляд.
– Да. Я чувствую себя так, как будто меня забросило на незнакомую автостраду, где все движутся со скоростью искажения пространства, а я застряла на медленной полосе.
– Ты скоро освоишься. Другого такого города не существует. Но здесь легко почувствовать себя одиноким. Стать анонимным.
– Так бывает в любом большом городе.
– Верно. А почему ты не хотела сюда приезжать? В Большое яблоко. Все хотят приехать в Нью-Йорк. – Он поднял обе руки, изображая движение джаз-танцев.
Она бросила на него острый взгляд, удивленная его неожиданной проницательностью.
– Откуда ты знаешь?
– Знаешь ли, я не просто смазливый малый. Я умею слушать. Ты собиралась сказать, что не хотела приезжать.
Софи поморщилась. Ей было слишком стыдно рассказывать ему всю историю.
– Я была всем довольна. Потом я рассталась со своим парнем и подумала: почему бы и нет?
Тодд скептически поднял бровь.
– Как долго ты с ним была?
– Два года.
– Два года! Да брось! Некоторые браки длятся меньше. – Он помолчал, а потом тихо спросил: – И это навсегда? Никаких шансов снова сойтись? Или так ты ему показываешь, чего он лишился? Каков шанс, что он прилетит за тобой с кольцом?
Она бросила на него испепеляющий взгляд, разочарованная его цинизмом.
– Нет уж, это окончательно. – И с горечью, которую она обычно держала в узде, у нее вырвалось: – Настолько окончательно, насколько это возможно.
– Забавно, как легко любовь превращается в ненависть. – В голосе Тодда не было ни тени веселья, скорее в нем звучало усталое разочарование. – Или, точнее, это совсем не смешно. Кажется, это происходит с поразительной легкостью.
Софи с трудом сглотнула.
– А иногда не происходит.
Ей хотелось проснуться и обнаружить, что все это было огромной ошибкой и что Джеймс, женатый на Анне, на самом деле был другим Джеймсом Соумсом. К сожалению, в тот день Анна принесла с собой две фотографии. Вид Джеймса в парадном костюме рядом с сияющей невестой, выражение нежности на его лице, когда он смотрел на новорожденную Эмму, причинили Софи почти физическую боль. Даже сейчас от острой боли в груди у нее перехватило дух.
– Любопытно, что существует такая тонкая грань. Как пара переходит от того, что жить друг без друга не может, к ссоре о том, кому достанется тостер?
– Мы не ссорились из-за тостера. – Софи с трудом сглотнула. – Мы вообще никогда не ссорились. И это все доказывает.
– Никогда не понимал смысла этой фразы. Любовь слепа. Так ли это? Когда ты «любишь», – Тодд снова изобразил пальцами мерзкие кавычки, подсказавшие ей, что именно он думает о любви, – разве не изучаешь каждую мелочь, которую делает объект этой любви? Не анализируешь все, что он говорит? Не разбираешь по косточкам смысл всех до единого слов и фраз? Подозреваю, что можно быть ослепленным любовью, хотя это, вероятно, похоть. Голову теряют, скорее всего, от сексуального влечения.
– Значит, ты не веришь в любовь?
Тодд фыркнул.
– Любовь – это отвлеченная идея, социальная концепция, если хочешь. – Софи уловила манеру пресыщенного жизнью ньюйоркца, и ей показалось, что это говорит совсем другой человек. – Песни, книги – сплошь про любовь. Да, понятно, можно быть к кому-то привязанным, о ком-то заботиться. Состоять во взаимно уважительных отношениях. Можно клясться в верности… Но, в конце концов, люди по своей природе эгоистичны. Для каждого на первом месте – он сам. А идеальная, всеобъемлющая любовь, сердца и цветы, самоотверженность – это вымысел. Сюжеты для книг и песен.
– Ух ты! – Софи помедлила, просеивая через собственный фильтр отчаяния и предательства одно за другим слова, и с облегчением обнаружила, что, несмотря на пережитое, она все равно в состоянии сказать: – Звучит депрессивно. – Девушка улыбнулась, когда частица айсберга боли, прочно засевшая в ее сердце, растаяла. – Несмотря на все, что вышло с Дж… – нет, она не станет произносить его имя вслух, не даст ему снова занять место в ее жизни, – я все еще верю, что однажды найду любовь.
– А пока ты очутилась в эмоциональном изоляторе, который, так уж вышло, называется Нью-Йорк?
Софи неловко поерзала на стуле, уязвленная его довольно точным выводом.
– Что-то вроде того.
– Ужасная растрата жизни.
– Что?
– Это один из величайших городов на земле. Бруклин – лучший район для жизни. Полгода. Ты только по верхам что-то и увидишь. Тебе нужно максимально использовать каждую чертову секунду и побывать в уйме мест. Проспект-парк. ДеКолб-маркет-холл, северная часть Фултон-стрит. Это в трех кварталах отсюда. Я слышал, что там настоящий рай для гурманов. На Кент-авеню есть большой блошиный рынок. Что ты делаешь в следующие выходные?
– Я… – Она пожала плечами.
– Кроме работы по дому? – нажал Тодд.
– Ну, нужно же мне постирать.
– Детка, о стирке мы уже поговорили. Твоя стирка не займет весь день. Тебе нужно туда выбраться. Хотя ты все еще можешь приготовить мне ужин. – Он склонил голову набок с таким просительным видом, что Софи рассмеялась.
– Отлично. Это не помешает тебе заняться стиркой, хотя я не уверена, что хочу, чтобы ты трогал мое нижнее белье. – По возвращении домой Софи удивилась, что в квартире нет стиральной машины. Кое-что она уже постирала вручную.