Маленькая леди в большом городе

Браун Эстер

Меня затошнило.

– Думаешь, она зарезала его в прежней квартире и подожгла ее, чтоб уничтожить следы преступления? Или он ее зарезал, а теперь аккуратно расчленяет труп и придумывает неопровержимое алиби, что-нибудь связанное с расписанием железнодорожных поездов?

– Габи! Брось дурацкие шуточки!

Габи захихикала. Я отчетливо услышала и мужской смех, потом ее приглушенный голос: «Это Мел Он над ней издевается, честное слово!»

– С кем ты? – потребовала я. – И где?

– В «Хаше». –

Габи снова хихикнула. Потом заговорила со всей серьезностью, на какую после, надо полагать, бокалов трех только была способна: – Послушай совета тетушки Габи и отправляйся домой. Пусть знает, как измываться над тобой. Болван. Ни один другой парень не посмел бы так мучить тебя, тем более если бы вы давно встречались, как с этим. Пора ему задуматься, что в жизни главное.

Она говорила все громче и громче. Тут я заметила рыжие волосы Джонатана, поблескивавшие на солнце. Он весьма неуклюже бежал по аллее. Я поднялась на ноги – удостовериться, что не ошибаюсь.

– Габи! Все в порядке! Я его вижу. Перезвоню потом.

Я поспешила нажать на кнопку, прерывая связь.

Храбрец подтвердил, что это действительно Джонатан, залившись лаем, в котором так и звучало: «Наконец-то!» Люди вокруг закрутили головами.

– Ш-ш! – прошипела я. – Не показывай, что мы на седьмом небе от счастья.

Джонатан подбежал к моему столику, сел и, тяжело дыша, наклонился вперед. Трижды в неделю он занимался большим теннисом, потому нормализовать дыхание ему не составило труда.

– Привет, дорогой, – произнесла я, насилу удерживаясь, чтобы с ходу не спросить: «Был с Синди?»

– Мелисса, мне нет прощения, – пробормотал Джонатан, проводя рукой по обычно бледному, но теперь раскрасневшемуся от жары и перенапряжения лицу. Отчасти, наверное, и от чувства вины. – Ты наверняка страшно обиделась. Последние полтора часа я что только ни придумывал, пытаясь вырваться, – без толку! Прости меня, если можешь.

– Успокойся, – сказала я, удивляясь, что голос звучит так ровно. – Мне постоянно звонила Лори. За все время, что мы с ней общались, можно было спеть «Зеленые рукава».

– Что? – не понял Джонатан.

– Так, ничего. Теперь ты здесь.

Я лучезарно улыбалась, искусно маскируя гнев, граничивший с паникой. Если бы я заставила его из-за работы томиться в столь долгом ожидании, он непременно затянул бы знакомую песню «Что для тебя важнее?», надулся бы и отменил свидание. В Нью-Йорке мне, видите ли, вообще следовало забыть о делах. Потому что я приехала к нему?

– Ты с собакой, – недоуменно спросил Джонатан. – Кажется, опыт показывает, что с ним в парках небезопасно?

– Конечно с собакой. – Я ласково потрепала Храбреца по уху. – Это тебе не модный аксессуар, а член семьи. Если хочешь, чтобы он слушался, надо уделять ему внимание, и не только в минуты,

когда, вспоминая, что у тебя есть пес, забираешь его из собачьей гостиницы.

– Да, да, – сказал Джонатан, с недоверием поглядывая на Храбреца. – Но скажи ему, чтобы был паинькой.

– Сам скажи.

– По-моему, он плохо меня понимает. Наверное, из-за акцента. Или просто не хочет делить со мной тебя.

Я посмотрела прямо Джонатану в глаза.

– Все эти дни я общаюсь в основном с ним, тебя вижу куда реже.

Джонатан с виноватым видом прикусил нижнюю губу и запустил руку в аккуратно уложенные гелем волосы – рыжие завитки тотчас легли, как желали.

– Правильно, поругай меня. Я заслуживаю.

– В каком-то смысле – да. Впрочем, ты наконец пришел. Давай не будем терять время. День чудесный. – Я поднялась со стула. – Куда направимся?

Джонатан тоже встал и взял меня за руку.

– Первоначальный план был такой: мы приезжаем сюда, гуляем по парку, будто случайно выходим к лодочной станции, ты изумляешься: сказочное озеро посреди города! Говоришь, что хочешь покататься, и мы берем лодку. – Он криво улыбнулся. – Я надеялся, все получится именно так.

Бедный Джонатан. Я знала, как он страдал, если не мог претворить в жизнь планы.

Я рука об руку с мужчиной моей мечты, светит солнышко, жара спадает, и на мне платье, в котором чувствуешь себя Джиной Лоллобриджидой, подумала я. Глупо портить целый набор приятностей дурным настроением. Глупее некуда.

– Ой, смотри! – воскликнула я, глядя в шутливом изумлении сначала на озеро, потом на Джонатана. – И представить не могла, что увижу посреди Нью-Йорка такую красоту!

– Серьезно? – спросил он, подыгрывая мне. – Не хочешь прокатиться на лодке?

– Разумеется, хочу! – ответила я, и мы всей компанией пошли к станции.

Джонатан позволил мне выбрать лодку, помог нам с Храбрецом забраться в нее и на удивление уверенными движениями заработал веслами.

– В Принстоне я занимался греблей, – объяснил он, хоть я и сама догадалась: подготовка у него солидная. Мы проплывали мимо других лодок, управляли которыми гораздо менее умело. – Весьма успешно.

Я то и дело восхищенно ахала. Хоть и всегда относилась к гребцам настороженно. По моим наблюдениям, они гораздо жестче регбистов, а игроков в крикет с гребцами в этом смысле нельзя и сравнивать. Крикет требует сноровки, но в него можно играть и в перерывах между принятием пищи. Гребля же – сплошные выкрики да боль. Восемь гребцов должны мыслить как один.

– Я тоже умею грести, – сказала я, не желая казаться слабачкой. – Само собой, не как участник лодочных гонок. Но с такой лодкой, думаю, справлюсь. Училась на надувной, Нельсоновой, когда они брали меня с собой поплавать.