Маленькая ложь Бога
Шрифт:
Я пошел на реку, чтобы немного попутешествовать, заглянуть к антиподам, туда, где в это время день; полетал над некоторыми ранее не знакомыми мне странами и регионами, но в конечном счете это все равно, что сидеть перед экраном телевизора: сначала вроде интересно, но быстро надоедает. Понимаю, что это все оттого, что я принадлежу к ничтожному меньшинству людей, которым (за всю историю человечества) посчастливилось видеть снимки Земли, сделанные из космоса, — ну да, конечно, я немного пресыщен этим… С другой стороны, могу представить себе физиономии древних, тех, кто считал,
Эти миллиарды людей, живших до нас, наверно, сотни часов в полном изумлении открывали для себя мир, страны, континенты, иные цивилизации; а мы — мы все это уже видели. Хуже того, это уже потеряло для нас всякий интерес.
Река — это как бы такой кран, из которого льются разнообразные картины мира, тут можно увидеть абсолютно все, но через какое-то время этот сплошной поток начинает надоедать, ты просто устаешь: в сущности, здесь телевидение существовало всегда.
Зато я сделал одно интересное открытие: я все жаловался, что на берегу реки мало места, но на самом деле достаточно только подумать, что ты не хочешь видеть рядом с собой людей — одного или нескольких, и — пожалуйста, выбирай любое местечко. К счастью, я не успел пожаловаться Богу, а то он опять поднял бы меня на смех — и на этот раз был бы прав. Когда я вспомнил, что могу сделать так, чтобы остальные исчезли, я подарил себе несколько мгновений полного одиночества, пожелав никого больше не видеть.
Сад предстал передо мной таким, каким я увидел его в первые мгновения: пустым, безмолвным, неподвижным.
Потрясающим.
Я немного прошелся, сел в траву. Подумал о своих, там, внизу, поразмышлял над тем, что со мной произошло, об этом невероятном, невообразимом опыте, который суждено пережить однажды всем ныне живущим там, на земле.
Я задумался.
Через несколько часов мне надоело думать, захотелось чего-то другого. Я поднялся и огляделся.
И тут я увидел сад таким, каким он и был: пустым, безмолвным, неподвижным.
Ужасающим.
Вот она, смерть. Леденящее душу одиночество. На какой-то миг я впал в страшную тоску, но тут вспомнил, что в любой момент могу принять решение и покинуть это место. От этой мысли стало легче: а то так и до сумасшествия недалеко. Я тут же сделал так, чтобы остальные стали видимыми, и страшно обрадовался, увидев их снова, даже тех, кто мешал мне на берегу Реки… Ну все, надоело.
— Бог, а Бог! Ну, ты идешь, а? Уже давно завтра!
— Здравствуй!
— Привет.
— Ну как ты?
— Плохо.
— Да уж, ты так и светишься радостью…
— Да я просто не могу больше ждать, я хочу знать все про Вторую Власть! Валяй, выкладывай!
— «Валяй, выкладывай»?! Скажи, ты соображаешь, с кем говоришь?
— Ах, простите, мессир, да будет ваша милость снисходительна к жалкому деревенщине и разъяснит ему наконец, в чем заключается Вторая Власть… И не тяни кота
— Ладно. Эта Власть называется Власть Сотни. Она дает тебе право избрать сто человек.
— Сто человек, ты имеешь в виду — на земле?
— Да, сто ныне живущих.
— И что я должен делать со всеми этими людьми?
— Ты должен их убить.
— Что?
— Ты должен убить сто человек!
— Неправда?
— Да, неправда!
— Нет, ну с тобой стало совсем невозможно, ты меня утомил!
— Да, надо признаться, я сегодня настроен немножко игриво… Ну, а теперь хватит веселиться. Объясню тебе все как есть.
— Слушаю тебя.
— Прежде всего никакой Власти Сотни нет, она называется иначе.
— А как?
— Власть Любви.
— Ну нет, это невозможно! Опять эти твои слащавые штучки… Ты без них никак не можешь, что ли?
— Никакой слащавости я тут не вижу…
— Не видишь? Так я тебе покажу! Одно название чего стоит: «власть любви»! Откуда ты только это выудил? Из бразильского сериала, наверно?
— А ты утомил меня своим цинизмом! Надеюсь, ты не заставишь меня читать тебе тут длинную лекцию о любви? Уж если кто-то и должен понимать в ней толк, так это ты! Любовь — это суть Человека!
— Ну вот, опять он за свое…
— Постой! Любовь — это Всё, это Начало и Конец!
— Что за любовь лежит в начале, это я прекрасно понимаю, потому что ты мне уже однажды объяснил, что мы появились на свет одновременно — люди, любовь и ты…
— Надо же, ты не забыл, это уже радует!
— Но что любовь — это конец — нет! Конец — это смерть!
— Да открой же ты глаза, прах тебя побери! Ты что, до сих пор не понял самого главного? Любовь — это то, что остается, когда ничего другого уже больше нет!
— Прекрасно сказано, только я не понимаю, как…
— Не понимаешь? Ну что же, позволь тебя просветить. Вижу, что без лекции не обойтись!
— Пожалуйста, только не это…
— Поздно! Тебе надо было всего лишь немного подумать! Нет, серьезно, как ты можешь в этом сомневаться? Любовь — это столько же Конец, сколько и Начало. Что говорят большинство умирающих перед самой Смертью?
— Думаю, они говорят: «Ааааааааххххххх!»?
— Я имею в виду тех, кто знает, что конец близок! Знаешь, что они говорят в подавляющем большинстве? Они говорят о своей Любви. Они не тратят время, чтобы поведать о своей ненависти, не пытаются сводить счеты, не пускаются в мелочные выяснения отношений, поверь. Они знают, чтО важнее всего. Когда знаешь, что сейчас умрешь, начинаешь лучше видеть.
— Допускаю, что, когда лежишь на смертном одре на последней стадии, в окружении родных и близких, можно поговорить и о красивых вещах. Ну, а люди, которые страдают от боли, те, кто попал в аварию или был убит? Уверен, что у них не это на уме! Они-то как раз полны ненависти!
— Нет, не ненависти, а Любви.
— Еще одно громкое заявление… Я говорю о конкретных вещах, о страхе, о боли! О людях, забитых насмерть каким-нибудь сумасшедшим или убитых террористами, хочешь сказать, что они в этот момент любят?