Маленькая ложь Бога
Шрифт:
— Значит, все это время я должен разглядывать эти белые огоньки, присматриваться и наконец выбрать того или ту, кто мне больше понравится?
— Нет, совсем не так. Это время понадобится тебе только для того, чтобы решить, будешь ты использовать Власть Любви или нет.
— Но мне не нужен целый месяц, чтобы принять решение!
— Напротив. И если ты решишь ее использовать, тогда в тот самый миг Сфера Любви сама выберет для тебя один из этих огоньков — какой придется.
— Какой придется?
— Да.
— Но почему?
— Потому что,
— Почему ты думаешь, что я не захотел бы помогать никому из этих людей? Ты же сам только что сказал, что если кто и может понять, что такое любовь, так это я!
— А вот это — второй этап объяснений по поводу Власти Любви. Из которого ты поймешь, что эта Власть не так проста, как можно было бы подумать.
— Ну, давай, говори!
— Дело в том, что носители белых огоньков — люди плохие.
— Плохие? Насколько? Очень, чуть-чуть?
— Скажем, где-то между очень и очень-очень. Это исключительно те, кто сотворил, творит сейчас или сотворит в будущем зло. Много зла.
— Как много?
— Пределов тут нет: эти люди делают все, что под силу человеку, на разных уровнях, естественно. Наименее плохие из них разбойничают, дерутся, избивают близких; другие истязают животных, насилуют женщин, убивают, калечат людей… Все они — олицетворение насилия, жестокости. Это — отребье, подонки, те, про кого вы обычно говорите «мразь».
— Мразь… Останови меня, если я окажусь не прав, но это значит, что среди этих белых огоньков есть и тот алкаш, который убил Алису, а потом на суде всячески демонстрировал, насколько ему на это плевать? Тот гад, который так и не попросил прощения?
— Да, он входит в их число. И он далеко не самый худший.
— И ты ждешь от меня, чтобы я отдал Сферу Любви этому ублюдку?
— Ну, шансов, что это окажется именно он, крайне мало, все это случай, и…
— Ты прекрасно меня понял! Предполагается, что я подарю любовь тому, кто вырвал у меня сердце? Дам воды тому, кто осушил мой океан? Этого ты ждешь, на это надеешься?
— Я думаю, что…
— Никогда, слышишь, никогда! Я никогда ничего не подарю подонку.
— Вот почему тебе дается месяц для принятия решения…
— Месяц или век — все равно, я не буду ее использовать! Не хочу я твою власть! Ясно?
— Я понимаю твой гнев. И потому оставлю тебя в покое, но позволь мне только повторить то, что я сказал всего минуту назад: это люди, которые сотворили зло, творят его сейчас или собираются сотворить в будущем. То есть речь тут идет не только о прошлом, но и…
— Плевать! Что сделано, то сделано. И в доказательство скажу: даже ты не вернул мне Алису.
— Да, знаю. Знаю…
— Ну, а раз ты знаешь, то не стоит меня и уговаривать. Чао.
— До скорого, друг мой.
Неслыханно! Пусть предлагает эту чертову Власть кому угодно, но мне? Как будто он не знает меня, не знает моей истории!
Я в бешенстве.
Не нужны мне его Власти.
И вообще, надоело мне это место, надоели все — мертвые,
Впрочем, я и сам призрак. Зомби, живой мертвец, как и они.
Может, стоило бы убраться отсюда?
Навсегда.
День третий
Слова, о которых мы сожалеем
Я, конечно же, успокоился. Немножко.
Утро вечера мудренее, даже когда все время светло, как днем, и никто не спит. В действительности дело тут не в утре и не в вечере, а во времени вообще — это оно делает нас «мудренее». У меня было много часов, чтобы поразмыслить, и я решил все же остаться и пройти весь путь до конца. Относительно Второй Власти своего мнения я не изменил: нет значит нет; но это же не означает, что я лишаюсь права на Третью! Так что я решил подождать месяц, красный шарик не использовать, зато потом я узнаю, что это за Третья и последняя Власть! И вот ею-то, думаю, я и воспользуюсь…
Я же знаю Бога — а Бог знает, что я его знаю, — а потому я убежден, что лучшую власть он прибережет на самый конец. Это такой трюк, как в американском кино.
The big power[4].
И уж тут-то я своего не упущу.
Потому что, скажем честно, на данный момент результат не слишком утешительный. Власть Смотрителя — это замечательно, но все же это только поддержка. Ты как бы превращаешься в такой любящий костыль, в подпорку для того, кто тебе дорог. Про вторую вообще нечего распространяться: полная дрянь, несправедливая, необоснованная, просто возмутительная. А потому контраст в сравнении с последней властью будет только сильнее.
Скорее бы!
Ну, а пока — это ведь только мой третий день здесь; до конца лунного цикла мне остается еще двадцать восемь дней, а там я узнаю, что такое последняя ступень власти. Ох, чует мое сердце, что время будет тянуться долго, ох как долго! Не знаю, как остальные это выносят. Я вижу, как они бродят — в одиночестве, сидят — в одиночестве, разговаривают — в одиночестве; кстати, еще не известно: может, они тут все уже немного и того…
Единственное занятие, единственное развлечение — это смотреть вниз, что в большинстве своем и делают умершие. Тупо торчат над Рекой. Чего я делать не собираюсь — это не по мне.
Например, как раз сейчас меня хоронят, но я туда не пойду. Я же решил — еще вчера, хватит, я уже наплакался, так что — нет.
Может, кому-то это было бы и любопытно, только не мне.
Да и зачем мне это? Посмотреть, кто пришел? Узнать, много ли собралось народу? Все же похороны — это не конкурс популярности! Какая разница — десять человек пришло или тысяча, главное, что пришли те, кто тебя любит, или лучше сказать, — что те, кто пришел, тебя любят? Не знаю, наверно, и так, и так.