Маленькая пушистая смерть

Сосновский Ежи

Я убеждал себя, что кошка обленилась, потому что близится осень, но с наступлением ноября забеспокоился всерьез: что, если опасения Лидуси обладают свойством самоисполняющихся пророчеств? Кошка, перекормленная – как мне казалось – моей женой, все время лежала на батарее – на шерстке отпечатывались полоски, будто бы ее завивали щипцами, – или на диване, или на пороге

кухни. Не раз мы замечали, как она тяжело дышит, высунув во всю длину розовый язычок. Порой, когда я брал ее на руки, она предостерегающе мяукала. Лидуся бегала с ней в лечебницу за парком – пойти к тому ветеринару нам не хватало мужества, – кормила какими-то таблетками, завернутыми в ломтики вырезки, но лечение не давало результатов. В доме воцарилось уныние; как-то раз я проворчал, что устал жить в кошачьем приюте, но Лидуся даже не ответила – стало быть, я обидел ее сильнее, чем намеревался. Что еще хуже, я как будто накаркал: через три дня, собираясь на работу, мы обнаружили кошку в ванной, около кюветы с песком, недвижную и холодную. Я без слов положил черные останки в пластиковый пакет и вынес в мусоропровод. Что ты с ней сделал? – спросила Лидуся дрожащим голосом, когда я открывал дверь квартиры. Отдал дворнику, чтобы закопал, ответил я. Что ж, это звучало лучше – а впрочем, я ведь не впервые обманывал жену.

* * *

Когда через день за ужином мы услышали под дверью мяуканье, я посчитал, что открывать не надо. Но Лидуся встала, и буквально через минуту я увидел ее на пороге комнаты с кошкой в объятиях. Эта тоже была черная, с рыжим пятном на правом ухе. Лидуся улыбалась – на мой взгляд, довольно глупо. Как ты это сделал? – спросила она, будто все было моей шуткой. Я не ответил, продолжая жевать, упорно глядя в телевизор. Даже если это так, я в это не верю, только и сказал я перед тем, как лечь спать.

К счастью, мне было о чем еще подумать, иначе дальнейшие размышления над многократными смертями нашей кошки, несомненно,

привели бы меня в кабинет психиатра. Тем временем муж Эвы уехал на несколько дней в командировку, и – что ж – оставалось только одно: примириться с фактом, что я изменил жене. Я пытался внушить себе, что предпочитаю бывать у соседки потому, что там нет полуживого создания, – но ведь я сам знал, что эта отговорка неприемлема ни для кого, даже для меня. Впрочем, моя любовная история очень скоро переплелась с историей кошки. Как-то раз, выходя от Эвы, я увидел в дверях нашей квартиры Лидусю. Не успел я пробормотать унизительное объяснение, как выяснилось, что от сквозняка распахнулось окно, и кошка, воспользовавшись случаем, совершила самоубийственный прыжок с двенадцатого этажа. Лидуся рыдала всю ночь, вероятно, сама не до конца понимая, что оплакивает: кошку или мою измену. С тех пор каждый раз, когда я перехватывал ее взгляд, в нем читалось отвращение, будто это я убил проклятую тварь.

Неделя прошла в полном молчании. Потрясенный случившимся, я перестал ходить к любовнице, а когда однажды она заговорила со мной на автостоянке, ответил довольно резко. Дома лучше не стало, и я начал понимать, что в таких случаях мужчина ищет, где бы снять квартиру. На работе спрашивали, почему я так плохо выгляжу. Я уклончиво отвечал, что у меня проблемы.

Однажды вечером, вернувшись домой, я не застал Лидуси. Я не представлял себе, куда она могла пойти, и забеспокоился всерьез, все более ясно отдавая себе отчет: события развиваются наихудшим образом, и виноват в этом – увы – я сам. Я кружил по пустым комнатам и в конце концов, чтобы собраться с мыслями, надумал принять ванну. Сквозь шум льющейся воды мне почудилось, будто кто-то стучится. Может, Лидуся забыла ключи? Я в одних трусах выскочил из ванной, отодвинул задвижку. За дверью – никого, по крайней мере на уровне глаз. Опустив взгляд, я увидел ее: она сидела на коврике и смотрела на меня с наглой доверчивостью.

– Брысь! – решительно сказал я и захлопнул дверь.