Маленькая услуга
Шрифт:
Так стоит ли туда входить.
Но если я не войду, то Ива и Кинкейд останутся одни против всех. Конечно, в смертельном бизнесе Кинкейд был одним из самых смертельных, он держался на верху рейтинга в течение многих столетий — но здесь он будет один. Да, конечно, у Ивы есть обширные знания, но как только она будет отключена и израсходует доступную магию, единственное, что она сможет сделать со всеми этими знаниями, — это подсчитать уменьшение шансов на спасение.
Все это время каждый волос на моем теле пытался встать дыбом, и я знал, что это пробуждалась пентаграмма. Еще несколько мгновений, и она войдет в полную силу.
Я думаю, в конечном счете все сводилось к единственному
Я уже встал на эту дорогу: не войти было бы еще хуже.
Я подбежал к Океанарию и увидел, что воздух в зале у входа дрожит, как горячий воздух над костром.
Думай головой, Гарри. Я начал набирать силу. Если у меня не будет возможности набрать силу там, когда пентаграмма отрежет нас от мира, значит, нужно принести ее с собой.
Обычно я набираю силу только, когда готов тут же ее использовать, направляя энергию в заклинание. На сей раз я набрал ее, никуда не освобождая, и она чувствовалась, как давление позади глаз. Температура моего тела подскочила по крайней мере на четыре или пять градусов, мои мышцы и кости кричали от внезапной боли, а в поле зрения мерцали красные и черные пятна. При каждом движении потрескивало статическое электричество, ярко-зеленое и мучительно острое. Голова трещала, как с худшего новогоднего похмелья, какое я когда-либо имел, а легкие чувствовали, что воздух превратился в кислоту. Я сконцентрировался на том, чтобы прочно держаться на ногах и двигаться. Один шаг за один раз.
Я проскочил через вход в Океанарий, ощутив вибрацию, когда пробегал прямо через завесу, и почти налетел на демоническую фигуру, присевшую на полу. Я остановился, и мы удивленно уставились друг на друга.
Динарианец был в основном гуманоидного вида, изможденная фигура, почти скелет, обтянутый серой кожей. Костяные шпоры выступали из каждого его сустава, немного изогнутые и злобно резкие. Сальные, длинные волосы свешивались с его узловатого черепа на тощие плечи, и две пары его глаз (одна вполне человеческого коричневого цвета и одна пылающего демонически-зеленого) были широко раскрыты в изумлении.
Он присел среди вещей, приготовленных для колдовства, здесь были свеча, меловой круг на полу, чаша, сделанная из черепа и заполненная водой, и на плече у него была тяжелая холщевая сумка. Когда я влетел туда, он одной рукой копался в сумке, как будто что-то доставая из нее.
К счастью для меня, мой ум был в движении. А его ум был сосредоточен на колдовстве, которое он творил, и ему нужно было время, чтобы среагировать на мое появление.
Ну, и я пнул его в лицо.
Он опрокинулся, и кусок сломанного зуба вылетел на пол. Я не знал, что конкретно он делает, но не хотел, чтобы он это дело закончил. Я сломал его круг, и пересек его своим телом, развязывая рябь случайных и распространяющихся энергий, у которых больше не будет шанса соединиться во что-то более последовательное. Я зашвырнул его чашу-череп в один из огромных соседних резервуаров, и, подняв посох и указав одним концом его на ошеломленного динарианца, прорычал: «Forzare!»
Часть того жгучего шторма власти, который я сдерживал, вылетела из моего тела через посох, метнула в динарианца невидимое пушечное ядро, окруженное облаком статических разрядов. В нем было больше силы, чем я хотел отпустить. Если б она поразила его, он бы улетел на середину озера Мичиган.
Но в то время как смертные глаза динарианца все еще оставались пустыми от удивления и шока, зеленые ярко запылали гневом. Шипастый динарианец поднял свою левую руку в широком жесте, сделал слегка колеблющееся движение пальцами, таща руку ко рту, и …
… и он проглотил мое колдовство.
Он
— Это, — пробормотал я, — невероятно несправедливо.
Я поднял свою левую руку, присел так же, как динарианец, и порвал вращающееся облако черных нитей, которые летели в меня, кружась в воздухе множеством крошечных, растущих дуг. Я поднял щит, и фактически ни одна из них в меня не попала — они все упали вокруг почти идеальным кругом.
Но мгновение спустя мой щит задергался и упал. У меня все еще была энергия для него — я не был отключен. Но так или иначе фантастическое колдовство динарианца разрушило силу, когда она оставила мое тело. Я попытался бросить другую порцию силы в него, и добился только того, что почувствовал себя в высшей степени глупо, махая посохом вокруг себя с нулевым эффектом.
— Помехи, — сказал динарианец со странным акцентом. — Всегда помехи.
Его левая рука вернулась к поискам в сумке, и его смертные глаза возвратились к рассеянным остаткам колдовства, очевидно игнорируя мое существование. Зеленые глаза, тем не менее, оставались сосредоточенными на мне, и вокруг указательного пальца его поднятой правой руки внезапно собралась темнота.
Время замедлилось.
Темнота рванулась ко мне.
Явная угроза заставила меня броситься вперед в попытке проскочить мимо небольших вращающихся столбиков тени, которые окружали меня, но они оказались столь же твердыми, как стальные преграды, и чертовски холодными. Я бросил свою магию против этих преград, но напрасно, и вспышка темной молнии понеслась к моему сердцу.
И тут что-то случилось.
Я не знаю, как это описать. Я пытался ударить другой порцией силы между преградами моей колдовской тюрьмы, когда что-то … что-то еще … вмешалось. Вроде как, когда что-то делаешь, а тебя неожиданно толкают под локоть. Вот так это чувствовалось, как крошечный, но критически рассчитанный толчок, когда я бросил свое силу последним бесполезным усилием.
Сила взвыла, проламывая себе путь из моего тела. Она разрушила черные решетки моей тюрьмы и оставила на мгновение полосу металлического света в воздухе за собой, отсвечивающую, как след жидкого хрома. Она ударила динарианца здоровенным серебристым кулаком.
Я прямо почувствовал, как мои пальцы влепились в скелетную фигуру, почувствовал боль от многочисленных костяных шипов, выступающих из ее суставов. Я отшвырнул его от себя с криком, и огромная серебряная рука швырнула динарианца в ближайшую стену, разрушая несколько футов дорогостоящего оформления, тщательно моделировавшего Тихоокеанский Северо-Запад.
Секунду я таращился, сначала на ошеломленного динарианца, потом на свои собственные растопыренные пальцы — и плавающую в воздухе серебристую руку, которая повторяла мои движения. Потом скелетный динарианец поднялся и стал чертовски быстро восстанавливаться, пока я не пихнул его рукой, и он снова влепился своей костистой задницей на шесть дюймов в скалу позади себя.
— О, да, бэби! — услышал я свой ликующий вопль. — Поговори-ка с рукой!
Я подобрал шипастого злодея за ногу и засмеялся, поскольку он начал стрелять, и колоть и царапать конструкцию, которая держала его. Я мог чувствовать боль от этого, но это была мелочь, в самом деле, как если бы меня тяпнула крыса. Чертовски неприятно, но я знавал гораздо худшую боль, а эта вообще была ничто по сравнению с мукой силы, все еще горящей во мне. Я снова двинул его об стену, затем протащил двадцать футов по воздуху, приложил об несломанное стекло в три дюйма толщиной на внешней стене Океанария, отодвинул его назад, и снова ударил, и еще раз, и еще, и еще, превращая его в лохмотья.