Маленькие огоньки
Шрифт:
— Это грустно, — сказал я.
— Грустно? Ван Метеры отравили весь город. Половина населения сражается с раком или с осложнениями рака. Это наименьшее, что они заслужили, если ты спросишь меня, особенно если ты примешь во внимание то, как они ко всем относились.
— Мэвис плохо к тебе относилась?
— Нет, но она ужасно относилась к твоей маме и дяде Джону.
Я нахмурился:
— И её муж — босс дяди Джона?
— Он хороший человек, — сказал дядя Джон, — Все его любят.
— Что насчёт девочки? — спросил я. Дядя Джон понимающе
Он мне подмигнул:
— Она красавица, не так ли?
— Неа. — Я прошёл мимо них и открыл дверь подвала, спускаясь вниз по лестнице. Тетя Ли миллиард раз просила дядю Джона сделать там ремонт, купить новую мебель и ковер, но я не сидел там так много времени, чтобы это меня волновало. Все, что было важно для меня — это камера, и дядя Джон дал мне свой старый ноутбук, чтобы я мог практиковаться обрабатывать фотографии. Я скинул фото, которые сделал, но не мог сконцентрироваться на них, все время думая о странной девочке и ее странной семье.
— Эллиот? — позвала тетя Ли. Я поднял голову и посмотрел на маленькие квадратные черные часы, стоящие рядом с монитором. Я взял их в руки, не веря, что прошло уже два часа.
— Эллиот, — повторила тетя Ли, — Твоя мама звонит.
— Я перезвоню ей через минуту, — крикнул я.
Тетя Ли спустилась вниз по ступенькам, в ее руке был мобильный телефон.
— Она сказала, что если ты хочешь свой собственный телефон, то должен сказать об этом ей или мне.
Я вздохнул и встал со своего места, пробираясь к тете Ли. Я взял ее телефон, нажал на дисплее на громкую связь, и поставил его на свой стол, возвращаясь к работе.
— Эллиот? — произнесла мама.
— Привет.
— Я, эм… Я поговорила с твоим папой. Он вернулся. Он хотел сказать, что сожалеет.
— Тогда почему он не говорит это? — проворчал я.
— Что?
— Ничего.
— Ты не имеешь ничего против того, чтобы он вернулся домой?
Я сел обратно на свой стул, скрестив руки.
— А какая разница? Ты ведь спросила не потому, что тебя волнует, что я думаю.
— Меня волнует это, Эллиот. Вот, почему я позвонила.
— Как твой глаз? — спросил я.
— Эллиот, — прошипела тетя Ли, делая шаг ко мне.
Через секунду мама ответила:
— Уже лучше. Он обещал…
— Он всегда обещает. Это его не сдерживает, когда он зол, вот в чем проблема.
Мама вздохнула:
— Я знаю. Но я должна попытаться.
— Как насчет того, чтобы ты попросила его попытаться хоть раз?
Мама затихла.
— Я попросила. У него осталось немного шансов, и он это знает. Он все еще пытается, Эллиот.
— Это не сложно — не поднимать руку на девушку. Если ты не можешь, то лучше держись подальше. Скажи ему это.
— Ты прав. Я знаю, что ты прав. Я скажу ему. Я люблю тебя.
Я стиснул зубы. Она знала, что я люблю ее, но было тяжело напомнить себе, что ответить ей тем же не значило согласиться с ней насчет переезда отца к нам домой.
— Я тоже.
Она
— Все будет хорошо, Эллиот. Я обещаю.
Я наморщил нос:
— Не делай этого. Не давай обещаний, которых не сможешь сдержать.
— Иногда вещи выходят из под контроля.
— Обещание — не такое уж и большое усилие, мам.
Она вздохнула:
— Иногда я удивляюсь, кто кого воспитывает. Ты не понимаешь, Эллиот, но однажды поймешь. Я позвоню тебе завтра, хорошо?
Я обернулся в тете Ли. Она стояла на нижней ступеньке, ее разочарование была заметно даже при тусклом свете.
— Да, — сказал я, мои плечи повисли. Попытка донести мысль до мамы была пустой тратой времени, но чувство, что я должен быть при этом плохим парнем, изматывало меня. Я сбросил вызов и протянул телефон моей тете. — Не смотри на меня так.
Она указала на свой нос, затем сделала невидимый круг вокруг своего лица.
— Ты думаешь, это лицо для тебя? Веришь или нет, Эллиот, но я в этой ситуации с тобой согласна.
Я ждал но. Однако оно так и не последовало.
— Спасибо, тетя Ли.
— Эллиот?
— Да?
— Если ты поймешь, что этой маленькой девочке нужна помощь, ты ведь скажешь мне, верно?
Мгновение я смотрел на нее, а затем кивнул:
— Я буду начеку.
Глава 1
Кэтрин
Девять окон, две двери, крытое крыльцо и два балкона — это была передняя часть нашего мрачного двухэтажного викторианского дома на улице Джунипер. Потрескавшаяся синяя краска и запыленные окна, казалось, вот-вот должны были запеть насильственную песню о веке безжалостных лет и зверски холодных зим, которые перетерпел этот дом.
Мой глаз дернулся от слабого щекотания по щеке, а в следующую секунду кожа загорелась под моей ладонью: я прихлопнула черное насекомое, ползущее по моему лицу. Оно приземлилось на него, привлеченное потом, стекающим вдоль линии волос. Отец всегда говорил, что я и муху не обижу, но, наблюдая за домом, я заметила, что делала странные вещи. Страх был той еще штукой.
Цикады затрещали, и я закрыла глаза, пытаясь отгородиться от шума. Я ненавидела писк, жужжание насекомых и звуки земли, трескающейся из-за трехзначной температурый (в градусах по Цельсию = около 40 и выше — прим. перев.). Небольшой ветерок пронесся по двору, и несколько прядей волос упали мне на лицо, пока я стояла с темно-синим рюкзаком из Wal-Mart у моих ног. Мои плечи ныли оттого, что я несла его через весь город из старшей школы.
Я должна была зайти внутрь. Я пыталась заставить себя набраться храбрости и сделать это, чтобы опять дышать тем затхлым воздухом и подниматься по скрипящей на каждом шагу лестнице. Вдруг ритмичный стук с заднего двора послужил поводом, чтобы уйти подальше от широкой двойной деревянной двери.