Маленькие женские тайны
Шрифт:
— Да брось ты! В такой сложной ситуации, да еще без всякой подготовки ты очень хорошо держалась, — для пущей убедительности Томми подкрепил свои слова поцелуем. — И так ловко мне про ирландцев намекнула!
— А ты догадался?
— А как же! Ты что — не знаешь, что я умею читать твои мысли?!
— Ну, и о чем я сейчас думаю? — слабо улыбнулась Клодин.
— Сейчас… — лицо его приняло сосредоточенное выражение, он повел пальцами вокруг ее головы. — Ага… ты мечтаешь о страстных объятиях любимого мужчины! Меня то есть, —
В тот же миг Клодин поняла, что и впрямь не прочь позавтракать — настолько не прочь, что аж под ложечкой засосало. И не каким-то обезжиренным йогуртом, а съесть настоящий, полноценный завтрак: тост с подсоленным творогом и накрошенным сверху крутым яйцом. А еще лучше — два тоста!
О, черт!
Как-то само собой получилось, что об Арлетт — о той самой Арлетт, которая всю прошедшую неделю служила для нее источником беспокойства, она за последний час ни разу не вспомнила. Вспомнила лишь теперь, по ассоциации с кухней — в самом деле, если пойти туда, наверняка не миновать наткнуться на француженку…
— Клодин, — глаза Томми посерьезнели, — я перед тем, как придти сюда, сказал Арлетт, — (он что, действительно мысли читает?!), — чтобы она перестала ко мне… перестала себя так вести. Она уже не маленькая девочка, а я женат, и очень люблю свою жену, и не хочу ее даже по мелочам огорчать. Думаю, ей было неприятно… но больше она ничего подобного не сделает.
— Так и сказал — «очень люблю»? — переспросила Клодин.
— Так и сказал! — подтвердил Томми.
— А вчера надо мной смеялся, что я тебя ревную! — обиженно напомнила она.
— Да не над тобой! — он страдальчески наморщил лоб. — Ну что ты, в самом деле! Просто в первый момент мне это нелепостью показалось: что ты, такая красивая — и вдруг меня ревнуешь! Я только потом понял, что ты могла не так понять и обидеться… Но, — в глазах его вспыхнули знакомые веселые искорки, — я готов хоть сейчас искупить свою вину!
— Как?
— Принесу тебе завтрак в постель! Что ты хочешь?
— Два тоста — сильно-сильно поджаренных, буквально до угольков! — начала перечислять Клодин; почему-то захотелось именно таких. — И творогом помажь, и посоли, и…
Когда Томми ушел, она подумала, что, пока он делает тосты, можно четверть часа поспать. Нырнула под одеяло и, казалось, задремала всего на несколько секунд, но, очнувшись и приоткрыв глаза, обнаружила, что на тумбочке стоит тарелочка с тостами и кружка. Сзади доносилось ровное посапывание, к спине прижималось теплое тело — не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто это.
Пару секунд поколебавшись — может, встать, поесть? — она повернулась на другой бок и с блаженным вздохом уткнулась лицом в широкую, покрытую рыжеватым курчавым пухом грудь.
Следующий раз они проснулись почти одновременно — Клодин подняла голову и встретилась с полусонным
И так же одновременно они потянулись друг к другу, и это было так же прекрасно, как всегда — поцелуи и прикосновения, и губы, скользящие по коже, и волны желания, пробегающие от тела к телу. И волшебное чувство обладания, и финальный взлет — до крика, до вспыхнувшего перед закрытыми глазами ослепительного света…
Сидя по-турецки поверх одеяла, она жадно хрустела тостами. Томми лежал на боку, подперев голову рукой, и смотрел на нее снизу вверх.
— Я читал статью, где утверждалось, будто два часа дня — это худшее время для секса, — лениво сообщил он. — Якобы организм как-то не так настроен.
«Ну, если это худшее!..» — подумала Клодин, а вслух сказала:
— У нас все не как у людей!
Присказка эта появилась у нее еще со времени их знакомства, которое и впрямь проходило, можно сказать, «наоборот» по сравнению с тем, как это обычно бывает: люди встречаются, знакомятся; потом разговаривают, чувствуют интерес друг к другу; целуются… ну и так далее.
Они же с Томми минут через пять после того, как впервые встретились, уже целовались в подворотне (не потому, что почувствовали безумную тягу друг к другу, а чтобы отвлечь от себя внимание сотрудников конкурирующей с МИ-5 спецслужбы); лишь на следующий день Клодин узнала, как зовут поцеловавшего ее парня — и только спустя неделю они снова встретились и смогли поговорить.
Похоже, и Томми вспомнил то же самое, потому что, когда она, облизав с пальцев последние крошки и допив кофе (хоть и остывший — но боже, как вкусно!), снова растянулась рядом с ним, сказал вдруг, без всякой связи с предыдущим:
— Знаешь, я ведь с первой минуты на тебя глаз положил… Ты была тогда взъерошенная, бледная, на щеке ржавчина — и просто до невозможности красивая. Лицо… как камея. У меня аж дух захватило, — усмехнулся, как это делают мужчины, когда не хотят показаться чересчур сентиментальными. — Потом, когда узнал, кто ты, подумал, что мне тут ничего не светит — известная модель, «девушка с обложки»… Знаешь, я ведь на самом деле поначалу здорово робел перед тобой.
— Ты — робел? — от неожиданности Клодин рассмеялась. — Ты всегда был таким уверенным, невозмутимым…
— Робел, — кивнул Томми. — Я просто притворяться хорошо умею. И даже когда у нас с тобой что-то вроде начало получаться, еще долго не верил, что это всерьез — думал, что для тебя все это так, минутное увлечение… Первый год, когда мы встречались, я даже старался держаться от тебя подальше, не приезжать часто… не привыкать, чтобы, когда я тебе надоем, не так обидно было.
— Дурак! — она стукнула его по плечу. — Дурак! Я мучалась, думала, что ты меня не любишь, что тебе просто с моделью известной спать нравится, тем более — сама приезжает! Минутное увлечение!.. Зараза ты, и все!