Маленький человек на большом пути
Шрифт:
Я вежливо поздоровался, сказал:
— Меня из того имения прислали, работать у вас.
— Работать?! — На его худощавом веснушчатом лице появилась усмешка. — Ты что, работать умеешь? Когда успел научиться?
Я смутился. Не зная, что ответить, стоял, краснел, рассматривал гальку на дорожке, просторные деревянные башмаки на ногах печника…
— Ну ладно, — наконец сжалился он надо мной. — Пошли в дом. Сегодня будешь выносить мусор, а потом покажу, как очищать старые изразцы.
Я потащился за высоким худым
В обширной передней на первом этаже была аккуратно постлана рогожа. В соседней комнате, в углу, высилась па-половину разобранная печь из белого кафеля. Пахло сажей и глиняной пылью. Паркет, начиная от двери и до самой стены, тоже покрыт рогожей.
Мастер принес жестяной ящик, сунул его мне. Я собирал обломки кирпича, куски закопченной глины. Сухая пыль щекотала ноздри, забивалась в глаза. Руки у меня в несколько минут сделались черными, как у трубочиста. Вытирая невольные слезы, я перепачкал нос, щеки.
Мусор бегом относил к дальнему сараю за хозяйственными постройками. Старался не уронить на землю ни единой крошки — мастер строго предупредил.
Мастер молча разбирал печь, складывал в стопку изразцы. Меня он не понукал: я работал старательно.
— Видишь, парень, какое ремесло у печника? — первым заговорил он со мной.
— Пыльно, грязно. Но, как говорится, черная работа — белый хлеб…
Белый-то он, может быть, и белый, но все же сухая пыль и прилипчивая, жирная сажа мне не очень-то пришлись по вкусу.
Работали до позднего вечера. Уже в темноте добрался до дома садовника. Зайти таким грязным не решился. Побежал к пруду, вымыл там руки и лицо.
Приветливая хозяйка поджидала меня у двери. Впустила в кухню, снова принесла теплую воду, мыло. А на столе меня уже ждал свежий хлеб, кружка с молоком.
Из другой комнаты вышел сам садовник, без пиджака, в жилетке. В руке у него была большая керосиновая лампа; он поставил ее на полочку возле окна. Добродушно поглядывая сквозь очки, протянул мне руку:
— Первый день — и сразу дотемна? Строгий же у тебя мастер!
— А как же иначе? — ответил я несмело. — Меня сюда работать прислали.
Он уселся за стол рядом со мной:
— Ну как, нравится ремесло печника? Я уклонился от прямого ответа:
— Еще не знаю… Пыли много…
— Это уж точно! Особенно когда разбирают старую печь. А моя жена как пришла к вечеру в теплицу, так все тебя нахваливала и жалела. Такой, говорит, маленький мальчик и такая тяжелая работа… Да, брат, выбрать ремесло — не простое дело. Я вот что скажу: ремеслу надо такому учиться, к которому стремишься и разумом и душой.
— Так ведь я ж еще не выбрал! — ответил я поспешно. — Мне бы только деньжат подзаработать на школу.
— Думаешь, он много заплатит? Самое большее — десять копеек в день. А уж гонять будет, как зайца. Вот только сейчас
У меня кусок застрял в горле.
В комнату вошла хозяйка:
— Жан, не пугай мальчугана, не надо. Поработает немного у печника, сам поймет, что у нас ему куда лучше будет. У меня и книжки всякие есть, и грифельная доска, как в настоящей школе.
— Ничего я его не пугаю, говорю, как есть. Креслинь — мастер хороший, ничего не скажешь, но подручных гоняет не меньше, чем помещик своих батраков. Да и работенка тоже… То ли дело у нас, у садовников! На кладке печи все видно — сколько сегодня разобрал, сколько сложил. А в теплице растет и растет себе потихоньку.
— Нет, Жан, оставь парнишку в покое! Потом как-нибудь возьмешь его с собой, покажешь теплицу, вот он сам и решит.
От усталости у меня слипались глаза, и очутись я сейчас на сеновале, то и раздеваться не стал бы, бросился бы в сено во всей одежде. Садовница, заметив, что я клюю носом, быстро постелила кровать, позвала:
— Иди, миленький, ложись!
Я мигом разделся и лег. Хозяева пожелали спокойной ночи и ушли в другую комнату, захватив с собой керосиновую лампу. А у меня сон пропал. В самом деле, неплохо бы обучиться садоводству. А потом домой — здесь жить не буду, затоскую по родным, по друзьям.
За печкой трещал сверчок. Размеренно тикали часы. Прокуковала кукушка, и я уснул…
Утром проснулся от того, что па щеку легла теплая рука хозяйки.
— Миленький, а миленький! — услышал я ласковый голос. — Уже утречко, пастушки скотинку погнали в поле. Скоро печник на работу выйдет, и тебе тоже пора… Ну, вставай, завтрак на столе. И на обед прибегай, ждать тебя буду…
Когда я примчался в замок, парадные двери были уже распахнуты. Мастер возился у печи в прихожей. Я робко поздоровался, но он, не ответив на приветствие, бросил на меня недовольный взгляд:
— За сараем ящик с глиной. Налей немного воды и начинай месить! Как перестанет липнуть к мешалке, так и готово.
И отвернулся, считая, что сказанного вполне достаточно.
Я видел, как месят глину каменщики, а вот сам не месил никогда. Но попросить угрюмого печника, чтобы разъяснил подробнее, не решился.
Разыскал ведро и отправился через фруктовый сад к пруду. Трава вся в росе, замочит мои ботинки. Я сел на тропку, разулся. И вдруг увидел рядом с собой, в траве, много опавших слив. Перезрелые, сочные, они сами просились в рог. Я старался на них не смотреть. Связал шнурки, перебросил ботинки через плечо. Нагнулся за ведром — рядом с ним лежала великолепная прозрачно-желтая слива. Я не выдержал. Схватил ее, зажал в ладони, оглянулся. Огромные окна замка смотрели на меня, словно волчьи глаза. Сердце екнуло. Пальцы сами собой разжались, слива покатилась в траву…