Маленький цветок любви
Шрифт:
– Да, как-то так, после смерти мужа перестала. Да, и потом, я знаете, не очень-то хорошо катаюсь. Брат учил меня, но, видно, я бестолковая ученица. Хотя, как я заметила, все женщины катаются похуже. Видно, нам не хватает смелости.
– Дело не только в этом. Тут дело в инстинкте – инстинкте самосохранения, который у женщин сильнее.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду.
– Ну, как вам объяснить? Представьте: мы в течение многих лет приучались ходить. Своеобразная эволюция, если хотите! Вначале ползали на четвереньках, как наши четвероногие предки. Затем встали и неуверенно пошли, как это сделали некогда обезьяны.
– Да, действительно! Похоже вы правы. Странно, но я никогда не задумывалась об этом.
– Если бы я жил в Альпах… кстати, вы бывали там?
– Нет. Собирались как-то с Витей в Австрию, но…
– И что же?
– Заболел Женя и мне пришлось остаться. А вы там бывали?
– Был и не раз. Везде побывал: во Франции, в Италии, в Австрии, в Словении. А в первый раз попали в Швейцарию, маленькую деревушку Нендаз.
– Там, говорят, очень красиво в Швейцарии. И катание, наверное, классное.
– Катание там, по правде говоря, хреновое. Швейцарцы ухаживают за трассами, как положено, только на дорогих курортах: Давосе, Сан-Моритце. А в таких небольших местечках, как Нендаз, совсем плохо. На трассах камни, снежные пушки почти не работают. Траки ходят редко. Зато нигде больше я не видел таких великолепных гор! Это сказка, фантастика, мираж!
Почему я вспомнил все это: все слова, ее быстрый, внимательный взгляд на меня, ее тихий, ласковый голос? Холодное, льдистое небо, по которому проплывали быстро вблизи светлые пуховые облака, а сверху нависали серые сумрачные. Светло серые коробки полусонных домов. Огромную стаю ворон, пролетевших над нами с криками, на свой вороний колдовской шабаш. Встретившуюся нам пожилую женщину с маленькой собачкой. У этой женщины было бледное осунувшееся лицо с белесыми подслеповатыми глазками. Когда мы сблизились, она остановилась, закрыла глаза, стала креститься и что-то шептать. Маленькая рыжая ее собачка, видимо, привыкшая к таким ритуалам, села и терпеливо ждала… Почему я помню это все так подробно? Почему все это запечатлелось в памяти так отчетливо?
– Давайте срежем путь. Пойдем вот здесь, мимо открытой гаражной стоянки. А там уже будет наша Крылатская улица. Расскажите мне об этих горах, которые вы видели там, в этом маленьком местечке…
– Нендазе. Мы жили там, на склоне широкой долины и на другой стороне стояли они – эти гигантские, могучие, неприступные горы. Признаться, я никогда в жизни не видел ничего подобного. Они подавляют своей громадностью и в то же время невозможно оторвать от них взгляд. Они прекрасны в любое время. Утром, когда солнце начинает медленно осторожно окрашивать вершину в нежно розовый свет. Днем, когда они сияют – то матово в тени, то ослепляющим блеском на солнце. И вечером, когда перед заходом, солнце оставит на какой-нибудь вершине последний свой привет - это сверкнет серебристо синим ярким светом грань одной из гор. Испытываешь какой-то священный трепет, благоговение
Я вдруг смутился, замолчал.
– Кажется, я немного увлекся опять…
– Нет, что вы! Вы так интересно рассказываете… как будто я сама побывала там. Продолжайте же!
– Да! Невозможно передать точно это ощущение своей крохотности, ничтожности и в пространстве и времени по сравнению с этими вечными громадами. Там я понял, что боги, конечно же, живут на этих неприступных вершинах. На Олимпе, на горе Синай, в Гималаях…
– Да…- я слегка смутился. – о чем я говорил? Ах, да! Если б я жил в Альпах, я бы организовал там горнолыжную школу для женщин. Учил бы их красиво кататься. Женщины все должны делать красиво!
– И набрали бы туда, в эту школу самых красивых.
– Да, знаете, Лена… красота бывает разная. Есть сейчас много красоток, которые любят в жизни только себя, только вот эту свою красоту и ничего больше. Они несут ее на себе, на лице, как товар. Выставляют напоказ, чтобы подороже продать: попасть в кино, в телесериалы, на подиум, чтобы подцепить какого-нибудь олигарха. А есть красота цельная, величественная: красота лица, глаз, души – такая, как у вас!
Она отвернула голову в сторону, видимо сильно смутилась.
– А вон, кстати, наш дом! Вон та, шестнадцатиэтажная башня с красными лоджиями.
– Дима говорил, что у вас там двушка?
– Да, на двенадцатом этаже.
– Знаю я эти квартиры. – я решил блеснуть своей эрудицией. – две небольшие комнаты, маленький совмещенный узел и здоровенная кухня.
– Верно! Кухня у нас тринадцать метров, только… только она такая еще грязная, но я скоро все приведу в порядок.
– Не сомневаюсь! Ну, пойдемте.
Мы поднялись на лифте и вошли в квартиру.
– Да, любопытная квартирка – сказал я, осматривая ее. – Как сказали бы археологи: смешение различных культурных слоев. Мебель шестидесятых годов вперемешку с современной. Рациональный ампир с вычурным модерном.
– Вы шутите? – она, наконец, улыбнулась и взглянула на меня. – Да, сначала тут жили его, Витины родители. Ну, потом приватизировали. А потом, когда они умерли, он купил вот этот красивый гарнитур в большую комнату. Я говорила ему, что вначале надо сделать ремонт, но он не послушал.
– А потом все-таки решился – потолок в маленькой комнате побелили и обновили обои.
– Да. Он стал сдавать квартиру каким-то молдаванам, рабочим.
– Вот это напрасно!
– Почему? Они обещали сделать здесь ремонт.
– Однако ж, так и не доделали.
– Да, сделали только одну комнату. Потом у них начались проблемы с работой, они перестали платить – все обещали доделать ремонт. В общем, пришлось с ними расстаться.
– Вот я про то и говорю. Покажите мне ваши документы на квартиру.
Лена принесла мне большую папку, в которой лежали вперемешку квитанции, справки, и документы.
– Давайте сделаем так: вот эти правоустанавливающие документы положим в отдельный файл, чтобы вам не путаться. А остальные справки разложите в другие.
Я взял правоустановку и стал просматривать.
– Я хотела вас спросить, нам надо будет регистрировать где-то аренду и платить большой налог?
– Думаю, что нет. Дом у вас кооперативный? Вот этот условный номер квартиры начинается с еденички. Значит ЖСК.