Маленький друг

Тартт Донна

— А мне, собственно, без разницы, чей это бак, но до пяти вечера нечего его выставлять, понятно?

Юджин посмотрел на часы: без пяти минут пять, баптистский ублюдок. Вслух он сказал:

— Хорошо, сэр. Я присмотрю за этим баком, постараюсь, чтобы это не повторилось, сэр.

— Хорошо. Кстати, Юджин, я хотел заодно спросить тебя еще кое о чем. Этот, как его, Джимми Дейл Ратклифф — он, кажется, твой двоюродный брат?

После паузы Юджин осторожно сказал:

— Троюродный, сэр, а что?

— Нигде не могу найти номера его телефона. Не дашь мне?

— Да нет, сэр, Джимми Дейл и его бродяги телефонов не носят.

— Тогда ты не мог бы попросить его зайти ко мне в офис? Если увидишь

его, конечно. Нам надо с ним потолковать о той машине, что он купил у нас в рассрочку.

Юджин вздохнул. Когда-то Иисус изгнал торговцев из храма — крушил их товар, опрокидывал столы. Но торговцы никуда не делись — просто вместо коров да овец у них нынче грузовики и машины.

— Ну что, скажешь ему?

— Конечно, мистер Дайл, сэр. Непременно скажу!

Шаги мистера Дайла прогрохотали по лестнице, и Юджин осторожно захлопнул дверь и прошел к окну на кухне. Дайл несколько минут ошивался где-то вне поля его зрения, наверное, стучал в дверь к мормонам, но потом уселся в свой «шевроле-пикап» с дилерскими номерами и поднял затемненные стекла на окнах. Юджин вздохнул с облегчением. Кажется, обошлось. В гостиной гость молился, опустившись на одно колено, закрыв глаза и раскачиваясь в экстазе. Не зная, что с ним делать, Юджин прошел на кухню и отрезал себе кусок свежего домашнего сыра. Без хлеба, без молока, он вгрызся в солоноватую суховатую мякоть и прикончил его в один присест. Ему пришло в голову, что неплохо было бы повесить в комнате занавески. Конечно, квартира на втором этаже и все такое, но пока в доме эти змеи, не мешало бы немного защититься от посторонних глаз.

Ида Рью просунула голову в дверь комнаты Харриет. В руках у нее была охапка чистых полотенец.

— Что ты тут режешь? — спросила она подозрительно, глядя на лежащие на ковре ножницы. — Ты что, картинки из книги вырезаешь?

— Нет, мэм, — рассеянно ответила Харриет. Через открытое окно доносился далекий визг электрических пил — на участке около баптистской церкви опять валили деревья. Все им было не успокоиться — то парковки заливали, то новые корпуса пристраивали. Скоро ни одного деревца у них не останется.

— Смотри, если поймаю тебя на таком хулиганстве, мало не покажется!

— Да, мэм.

— Если они тебе не нужны, зачем они тут валяются? — Ида воинственно кивнула на ножницы. — Сию же минуту подбери их с пола.

Харриет послушно подняла ножницы, убрала их в секретер и закрыла крышку. Ида удовлетворенно шмыгнула носом и покатила дальше по своим делам. Харриет присела на кровать и, как только Идины шаги затихли в отдалении, снова достала ножницы из ящика и задумалась.

Из разных источников Харриет добыла семь альбомов, посвященных выпускникам Александрийской Академии, и сейчас внимательно рассматривала фотографии. Выпуск Робина и Пембертона был особенно живописен: во-первых, там было бесчисленное количество фотографий самого Пембертона, которые Харриет в сотый раз изучила со всем тщанием, — ну кто бы мог подумать, что из толстого, кривоногого младенца со зверским выражением лица и полным отсутствием лба может вырасти такой красавчик! Загорелый Пем с пшеничными волосами и широкими плечами в светлом фраке под руку с первой красавицей класса Дианой Ливитт сиял всеми своими тридцатью белоснежными зубами. Харриет перевернула страницу, вглядываясь в лица его одноклассниц: многие выглядели нелепо перед камерой, деревенское происхождение явно просвечивало сквозь шифон бальных платьев, мускулистые икры торчали из-под коротких пышных юбок. Конечно, это не касалось красавиц типа Дианы или Агни Станхоп, мерцающей, переливающейся в своем шелковом платье цвета сирени. Харриет тихонько присвистнула. Она на днях встретила Агни в булочной — едва узнала ее в бесцветной, толстой, рано постаревшей женщине. Странно! Но где же Дэнни Ратклифф? Его что, отчислили из школы? Она не нашла его ни в выпускном году, ни даже в средней школе.

Перевернув еще одну страницу, Харриет вздрогнула так сильно, что едва не уронила альбом, — она внезапно поняла, что смотрит прямо в глаза умершему брату.

На фотографии он улыбался, как всегда, ни чему-то, а кому-то, скорее всего человеку, державшему камеру. У него была особая улыбка — милая, светлая, радостная. Сердце Харриет сжалось, как обычно, когда она подумала, что никогда (какое страшное слово!) она не услышит звука его голоса, его смеха. Под фотографией было написано «Робин, мы скучаем!» и стояли подписи всех одноклассников. Харриет долго сидела и глядела на снимок, изучая черты его маленького лица, наполовину скрытого огромной соломенной шляпой (скорее всего, он снял ее с Честера). Солнечные зайчики прыгали по этому лицу, которое она с детства привыкла обожать. Оно и сейчас казалось ей красивейшим из всех, которые она когда-либо видела.

Фотографии Дэнни Ратклиффа не было и в младшей школе, но Харриет нашла его фамилию в классе Пема. Вместо фотографии на странице был помещен рисунок, изображавший подростка, сидевшего упершись локтями в стол и державшего листок бумаги, вверху которого корявыми буквами было написано: «Поддельный экзаменационный лист». А под ним подпись: «слишком занят — фото нету».

Получалось, что если даже его не выгнали из школы, он отстал от класса, по крайней мере, на год. Когда же это случилось?

Усилия Харриет все-таки принесли плоды — она нашла фотографию Дэнни в одиннадцать лет. Тогда он был даже красив, но какой-то пугающей, почти отталкивающей красотой — густые вьющиеся волосы падают на лоб, закрывая один глаз, а другой глядит из-под темных прядей с воинственной злостью, губы издевательски растянуты, словно он сейчас плюнет в камеру жвачкой или вишневой косточкой. Харриет удовлетворенно вздохнула. Взглянув на фотографию еще раз, она аккуратно вырезала ее из альбома и вложила в свою оранжевую книжку.

— Харриет! А ну быстро иди сюда! — прогремел голос Иды из-под лестницы.

— Что случилось, мэм? — крикнула Харриет, быстро запихивая альбом под кровать.

— Кто это прорезал дырки в такой хорошей коробке для завтрака?

Хилли не пришел навестить ее после обеда, не пришел и вечером. Когда он не появился и на следующее утро, Харриет решила, что она пойдет к Эдди завтракать. Моросил дождь, и настроение у Харриет было под стать — слезливое.

— А ведь еще дьякон, ты только подумай! — горячилась Эдди, расхаживая по кухне в джинсовом комбинезончике, который выгодно подчеркивал ее мальчишескую фигуру. Она собиралась провести этот день, ухаживая за могилами конфедератов в обществе дам из клуба садоводов. — Но, мадам, — протянула она, выпятив губы трубочкой и имитируя гнусавый голос мистера Дайла. — «Грейхунд» возьмет с вас восемьдесят долларов за проезд. — «Не сомневаюсь! — ответила я. — И не нахожу это странным, представьте. Мне всегда казалось, что „Грейхунд“ — коммерческая организация и живет не на подношения прихожан, не то что церковь!»

Эдди произнесла эту тираду, откинув голову назад и глядя на Харриет испепеляющим взором. Она не обратила никакого внимания на необычную молчаливость внучки, и это повергло Харриет в еще более мрачное настроение. Она решила вообще не разговаривать с Эдди, пока та сама не спросит, что случилось.

— Конечно, я не стала напоминать этому говнюку о том, как он поступил с папой, — продолжала Эдди таким голосом, что Харриет стало ясно, что только чудом «говнюк» избежал этой страшной участи. — Понимаешь, в конце жизни наш папа стал совсем плохо соображать, и эта так называемая «инвестиция» в никому не нужную машину лишила его последних денег. Милый мальчик Рой мог с таким же успехом просто подойти и засунуть руку в папин кошелек. Что он и сделал. Никогда ему этого не прощу!