Маленький лорд Фаунтлерой
Шрифт:
– Ага! Ладно врать-то!
Маленький лорд стойко выдержал насмешку:
– Все сперва думали, что это неправда. Мистер Хоббс даже решил, что со мной случился солнечный удар. Сначала это мне не нравилось, но теперь я привык, и мне даже приятно. Нынешний граф – мой дедушка, и он хочет, чтобы я делал все, что пожелаю. Он очень добрый, хотя и граф, и он прислал мне много денег с мистером Хэвишемом. Я принес немного, чтобы вы выкупили у Джека свою долю.
Буквально через полчаса Дик стал хозяином своего дела, владельцем нескольких новых щеток и самой удивительной
– Итак, прощайте, – сказал он, в его голосе слышалась легкая дрожь, хотя он и старался говорить твердо. – Я надеюсь, что ваше дело будет успешным!.. Я должен уехать и покинуть вас, но, может быть, вернусь, когда буду графом… И мне очень хочется, чтобы вы писали мне, потому что мы всегда были хорошими друзьями. Вот адрес, куда надо посылать письма, – и он протянул Дику клочок бумаги. – А мое имя теперь уже не Седрик Эррол, а лорд Фаунтлерой. И… и… прощайте, Дик…
Дик заморгал глазами, и его ресницы сделались влажными. Он был необразованным чистильщиком обуви, ему было трудно высказать то, что он чувствовал. Он и не пытался ничего говорить, а только моргал глазами и глотал неожиданно подступивший к горлу комок.
– Жаль, что вы уезжаете от нас, – наконец произнес он хриплым голосом, затем посмотрел на мистера Хэвишема и, дотронувшись до своей шляпы, сказал: – Благодарю вас, сэр, за то, что вы привели его сюда, и за то, что вы сделали… Он… он такой забавный малютка, такой удивительный человечек…
Седрик с адвокатом ушли, а чистильщик все смотрел им вслед грустным, ласковым взглядом, и в его глазах все еще стоял туман, и комок все так же сдавливал горло при виде маленькой фигурки, бодро шагавшей рядом со своим высоким провожатым.
До самого отъезда юный лорд все свободное время проводил в лавке мистера Хоббса.
Бакалейщик погрузился в уныние, он буквально пал духом.
Когда мальчик принес ему прощальный подарок в виде золотых часов с цепочкой, мистер Хоббс не сумел надлежащим образом выразить свою признательность. Он положил футляр на свои могучие колени и несколько раз громко высморкался.
– Там, внутри футляра, написаны слова, – сказал Седрик. – Я сам объяснил тому человеку, что он должен написать: «От старинного друга, лорда Фаунтлероя, мистеру Хоббсу. Взглянув на часы, вспомните меня». Я не хочу, чтобы вы меня забыли!
Мистер Хоббс опять громко высморкался.
– Я не забуду тебя, – сказал он слегка охрипшим голосом, таким же, как говорил, прощаясь, Дик. – И ты не забудь меня, когда попадешь к английским аристократам…
– С кем бы я ни был, я не забуду вас! – заверил своего друга маленький лорд. – Я провел с вами самые счастливые часы моей жизни, или, по крайней мере, несколько самых счастливых часов. Надеюсь, что вы когда-нибудь приедете ко мне. Я уверен, что мой дедушка будет очень рад вас видеть. Он обязательно пригласит вас, когда я расскажу ему о нашей
– Я приеду, чтобы повидать тебя, – милостиво кивнул бакалейщик.
Было решено, что если мистер Хоббс получит настоятельное приглашение от графа приехать на несколько месяцев в замок Доринкорт, то он забудет свои республиканские предрассудки, уложит чемодан и отправится в путь.
Наконец все было готово к отъезду. Наступил день, когда сундуки увезли на пароход, а перед домом остановился экипаж. И тут мальчиком овладело странное, непривычное чувство грусти. Миссис Эррол на некоторое время заперлась в своей комнате, а когда она спустилась вниз, глаза ее казались очень большими и влажными, а нежные губы слегка дрожали.
Седрик подошел к матери, она наклонилась к нему, и они обнялись. Седрик чувствовал, что им обоим отчего-то грустно, но едва ли он полностью сознавал, отчего именно. Однако нежное сердечко подсказало ему нужные слова.
– Мы любили этот маленький домик, Дорогая, не правда ли? – сказал он. – Мы всегда будем любить его, – да?
– Да… да, – прошептала миссис Эррол. – Да, мой милый…
А потом они сели в экипаж. Седрик уселся как можно ближе к маме, и когда она оглядывалась назад, он смотрел на нее и гладил ее руки.
Вскоре они оказались на пароходе, посреди невероятной суматохи: экипажи подъезжали к пароходу и оставляли пассажиров; люди делали распоряжения по поводу багажа, который еще не прибыл и мог опоздать; носильщики поднимали огромные сундуки и ящики и втаскивали их на корабль. Матросы разворачивали канаты и спешили по своим делам, офицеры командовали. Леди, джентльмены, дети и няньки толпились на палубе: одни смеялись и смотрели весело, другие были молчаливы и грустны. Многие плакали и вытирали глаза платками.
Седрик на каждом шагу находил для себя что-нибудь интересное. Он смотрел на груды канатов, на укрепленные паруса, на высоченные мачты, которые, казалось, почти касались голубого неба. Мальчик начал обдумывать, как будет разговаривать с матросами и выспрашивать у них сведения о пиратах.
Перед самым концом погрузки Седрик стоял, облокотившись на перила верхней палубы. Он наблюдал за последними приготовлениями и беготней матросов и носильщиков, когда его внимание было привлечено легким волнением в группе пассажиров неподалеку от него. Кто-то торопливо расчищал себе дорогу в толпе. Это был подросток с чем-то красным в руке. Дик!
Совершенно запыхавшись, он подбежал к Седрику:
– Я бежал всю дорогу, чтобы проводить вас… Мои дела идут в гору. Я купил это для вас на те деньги, что вчера выручил. Носите его, когда очутитесь на морских волнах. Обертку я потерял, когда пробивался по лестнице. Они не хотели меня пускать. Это носовой платок.
Все это Дик выпалил без остановки. Зазвенел звонок, и он бросился обратно, прежде чем Седрик успел сказать хоть слово.
– Прощайте! – крикнул он. – Носите его!
Дик юркнул вниз и исчез.