Маленький Мук. Карлик Нос (сборник)
Шрифт:
– Так тебе не нравится моя тонкая шея? – со смехом пробормотала старуха. – Ну что ж, у тебя её не будет совсем; голова будет торчать прямо из плеч, чтобы не сорвалась.
– Не говорите таких пустяков мальчику! – сказала наконец жена сапожника, рассерженная этим долгим осматриванием и обнюхиванием. – Если хотите купить что-нибудь, то поторопитесь: ведь вы только разгоняете у меня других покупателей.
– Хорошо, пусть будет по-твоему! – воскликнула старуха яростно. – Я куплю эти шесть кочанов. Только вот что: я ведь должна опираться на палку и сама нести их не могу, – так вели своему сынку, чтобы он снёс мне товар на дом. Я ему за это заплачу.
Мальчуган не хотел идти, потому что боялся безобразной старухи, но мать строго приказала ему последовать за нею, так как жалела слабую, дряхлую женщину. Мальчик
Шла она медленно и только через добрых три четверти часа добралась до отдалённой части города и остановилась перед маленьким ветхим домиком. Там она вынула из кармана старый, ржавый ключ, всунула его в замочную скважину, и дверь растворилась. Но как же изумился маленький Яков, когда вошёл в дом! Потолок и стены оказались мраморные, мебель украшена золотом и драгоценными камнями; пол же был весь из стекла и такой гладкий, что мальчик несколько раз поскользнулся и упал. Между тем старуха достала из кармана серебряный свисток и дунула в него. В ту же минуту по лестнице сбежало несколько морских свинок. Якова изумило, что они ходили на двух ногах, обутых вместо башмаков в ореховые скорлупки, носили человеческое платье и даже шляпы по последней моде.
– Где мои туфли, негодные твари? – крикнула старуха и так сильно ударила свинок палкой, что они с криком подскочили. – Долго мне ещё стоять тут?
Свинки мигом взбежали вверх по лестнице и, вернувшись назад с парой кокосовых скорлупок, подбитых кожей, проворно надели их старухе на ноги.
Тотчас же прежней хромоты как будто и не бывало. Старуха отбросила в сторону палку и проворно побежала по стеклянному полу, увлекая за собою маленького Якова. Наконец они остановились в комнате, служившей, по-видимому, кухней, хотя столы из красного дерева и диваны, покрытые драгоценными коврами, могли стоять и в любой роскошной гостиной.
– Присядь тут, – сказала старуха очень ласково, усаживая Якова в угол дивана и придвигая к нему стол так, чтобы он не мог оттуда выйти. – Присядь! Тебе ведь пришлось носить немалую тяжесть: человеческие головы не очень-то легки.
– Что вы такое говорите? – воскликнул мальчик. – Правда, я действительно устал, но ведь я нёс лишь кочаны капусты, которые вы купили у моей матери.
– Как же, много ты знаешь! – сказала старуха со смехом и, подняв крышку с корзины, вытащила оттуда за волосы человеческую голову. Мальчик чуть не обмер от страха. Он не мог понять, как такое могло случиться, но невольно подумал об опасности, которая угрожала его матери, узнай кто-нибудь о человеческих головах.
– Надо чем-нибудь вознаградить тебя за твою вежливость, – пробормотала старуха. – Вот подожди немного, я сварю тебе суп, который ты не забудешь во всю жизнь.
Тут она снова засвистела. Сначала появилось несколько морских свинок в передниках; за поясом у них торчали кухонные ложки и поварские ножи. За ними вприпрыжку прибежали белки в широких турецких шароварах и красных бархатных шапочках. Они, по-видимому, были поварятами. Проворно лазили они на стены, доставали с них горшки и блюда, приносили яйца и масло, коренья и муку и всё это ставили на плиту. Старуха же в своих кокосовых скорлупках бегала по комнате, и мальчик видел, что она старается сварить ему что-то очень вкусное. Вот затрещал огонь, в горшке закипело, и приятный аромат разлился по комнате. Но старуха продолжала бегать туда и сюда и каждый раз, проходя мимо плиты, совала свой длинный нос в горшок.
Наконец кушанье закипело, пар густыми клубами повалил из горшка, и пена полилась на огонь. Тогда старуха сняла горшок с плиты, вылила содержимое его в серебряную тарелку и поставила её перед маленьким Яковом.
– Вот тебе, сыночек! – сказала она. – Покушай этого супа, тогда у тебя будет всё то, что тебе так понравилось у меня. Будешь и ты искусным поваром, но корешка – корешка-то не найдёшь, потому что его не оказалось в корзине твоей матери!
Мальчик не понял, о чём она говорит, да и не старался понять; всё его внимание было поглощено супом. Мать не раз готовила для него
Несколько раз он вспоминал, что ему пора возвратиться к матери, но его снова одолевала дремота: наконец он крепко заснул на диване старухи.
Странные сны виделись ему. Ему казалось, будто старуха снимает с него платье и одевает в беличью шкуру. Теперь он мог прыгать и лазить не хуже белок. Он жил вместе с ними и морскими свинками и вместе с ними же прислуживал старухе.
Сначала ему поручали натирать до блеска маслом кокосовые скорлупки, служившие старухе туфлями. В доме отца ему часто приходилось исполнять подобную работу, он легко справлялся с ней. Через год – снилось ему дальше – ему стали поручать более тонкую работу. Вместе с несколькими другими белками он должен был ловить и собирать пылинки, а потом просеивать их сквозь тончайшее волосяное сито. Старуха считала пылинки питательным веществом, а так как она за неимением зубов не могла разжевать ничего твёрдого, то ей пекли хлеб исключительно из пылинок.
Ещё через год он был переведён в разряд слуг, собиравших воду для питья старухи. Не думайте, однако, что она велела для этого вырыть бассейн или поставить во дворе бочку, чтобы собирать дождевую воду; нет, у неё дело было обставлено похитрее. Белки, а в том числе и Яков, должны были собирать в ореховые скорлупки росу с роз, а так как старуха пила очень много, то у водоносов работа была нелёгкая.
Прошёл ещё год, и ему поручено было содержать в чистоте пол, но так как пол этот был из стекла, то и эта работа оказалась не из лёгких. Чтобы вытирать пол, он должен был оборачивать ноги сукном и разъезжать так по всем комнатам.
Наконец на пятый год его перевели на кухню. Это была почётная должность, которой можно было достигнуть только после долгих испытаний. Яков прошёл все степени, начиная с поварёнка и до первого повара, и достиг такой ловкости и уменья во всём, что касается кухни, что часто дивился самому себе. Самые замысловатые блюда, паштеты из двухсот снадобьев, супы из всевозможных кореньев и зелени – всё это он научился приготовлять необыкновенно быстро и хорошо.
Так провёл он около семи лет в услужении у старухи. Но вот однажды она сняла кокосовые туфли и, взяв корзину и клюку, собралась уходить, причём приказала ему, чтобы к её возвращению он ощипал курицу, начинил её зеленью и хорошенько изжарил. Так Яков и сделал. Свернув курице шею, он обварил её кипятком, искусно ощипал перья, соскоблил кожу, чтобы она стала гладка и нежна, и вынул внутренности. Потом он начал собирать коренья, которыми должен был начинить её. На этот раз он заметил в кладовой стенной шкафчик с приотворённой дверью, которого он до сих пор ни разу не видел. Он с любопытством заглянул туда.
В шкафу стояло множество корзинок, из которых исходил сильный приятный запах. Он открыл одну из них и увидел растение какой-то особенной формы и цвета. Стебли и листья его были голубовато-зелёные, а цветок огненно-красный с жёлтой каймой. Яков задумчиво посмотрел на этот цветок, понюхал его и заметил, что он пахнет совсем как тот суп, которым когда-то угостила его старуха. Запах был так силён, что он начал чихать и проснулся.
Он лежал на диване старухи и удивлённо осматривался кругом. «Удивительно, какие бывают вздорные сны, – сказал он самому себе, – и такие ясные! Ведь я мог бы побожиться, что был белкой, товарищем морских свинок и, наконец, сделался великим поваром. Вот уж посмеётся маменька! Впрочем, не будет ли она меня бранить за то, что я заснул в чужом доме, вместо того чтобы помогать ей на рынке?» С этими мыслями он поднялся, чтобы уйти домой, но всё его тело так онемело от сна, в особенности затылок, что он не мог повернуть голову. Он невольно рассмеялся над самим собою и над своею сонливостью, так как каждую минуту стукался носом то о шкаф, то о стену, то о косяк двери. Белки и морские свинки с визгом бегали вокруг, как будто желая проводить его. На пороге он обернулся и позвал их за собой, но они побежали обратно в дом и только издали провожали его жалобным писком.