Маленькое одолжение

Батчер Джим

Но не так, как полагалось бы.

До меня вдруг дошло, что я не один.

Переливающийся снег на мостовой соткался в сияющий белый, с зелеными прожилками подол. Я понял взгляд.

Она и платье носила с нечеловеческим изяществом: ни одной случайной складки. Тело ее представляло собой безупречное сочетание изгибов, красоты и силы. Платье оставляло шею и плечи открытыми, и по сравнению с ее кожей снег казался тусклым. На запястьях, на шее, на пальцах переливались цвета — не вся радуга, но оттенки синего, зеленого

и фиолетового.

На голове ее красовалась ледяная корона, элегантная, изысканная, словно выращенная из одной-единственной снежинки. Длинные, ниже бедер белоснежные волосы сливались с платьем и снегом. Губы ее — восхитительные, чувственные губы — имели цвет мороженой ежевики.

Она обладала той красотой, которая на протяжении столетий вдохновляла художников и поэтов — бессмертной красотой, какую и представить себе трудно, не то, чтобы увидеть. Такая красота должна была бы лишить меня чувств от восторга. Она должна была бы заставить меня рыдать и благодарить Господа за то, что тот позволил мне глянуть на такое. Она должна была бы заставить меня задохнуться, остановить мое сердцебиение…

Ничего этого не произошло.

Она просто наводила на меня ужас.

Она наводила на меня ужас потому, что я видел и ее глаза. Широко раскрытые глаза с вертикальными как у кошки зрачками. Цвет их тоже менялся в унисон с цветом украшений… Или, скорее, это украшения меняли цвет в том же ритме, что и глаза. И хотя глаза эти тоже превосходили красотой любую смертную красоту, они оставались холодными, нечеловеческими, полными ума, чувственности, но лишенными жалости или сострадания.

Я хорошо знал эти глаза. Я знал ее.

Если бы страх не сковал мои члены, я наверняка пустился бы наутек.

Вторая фигура выступила из темноты за ее спиной и выжидающе застыла рядом с ней. Она напоминала бы кошку — если бы только домашние кошки вырастали до такого размера. Окраски ее шерсти я не видел, но золотисто-зеленые глаза то и дело вспыхивали холодным, неестественно голубым светом.

— На твоем месте я бы поклонилась, смертный, — промяукала кошачья фигура. Голос ее тоже казался неестественным, словно человеческие звуки исходили из нечеловеческой гортани. — Склонись перед Мэб, Королевой Воздуха и Темноты. Склонись перед повелительницей фэйре, владычицей Зимней династии сидхе.

Глава ШЕСТАЯ

Я стиснул зубы и попытался изобразить акулью ухмылку. Получилось неважно. Слишком сильно я боялся — и на это у меня имелись все основания.

Представьте себе любую сказочную злодейку из всех, о каких вам приходилось читать. Представьте себе мстительных ведьм, коварных королев, безумных заклинательниц. Представьте себе распутных русалок, голодных огрих, свирепых женщин-оборотней. Представьте их себе, а потом попробуйте осознать то, что когда-то, где-то все они существовали в реальности.

Наставницей их

была Мэб.

Блин, да я не удивился бы, если бы она устроила им всем, типа, аттестацию. Просто чтобы не забывали, что по сравнению с ней они так, мелочь.

Мэб правила доброй половиной Феерии — тех регионов Небывальщины, что теснее других граничили с нашим миром, и относились к ней с изрядным уважением. И страхом. Я-то видел ее с беспощадной ясностью своего чародейского Взгляда, и я знал — не догадывался, но знал наверняка — что она за штучка.

Страх до усеру — вот что я испытывал. Такой страх, что я ничегошеньки не мог поделать, чтобы защититься.

Я не мог говорить, но мог шевелиться. Я заставил себя встать на ноги. Меня трясло от холода и страха, но я встал и задрал подбородок. Стоило мне проделать это, доказав, что я все-таки не совсем бесхребетная тварь, как ко мне вернулась способность издавать звуки. Голос мой звучал хрипло, но все-таки звучал.

— Чего вам от меня нужно?

Губы Мэб чуть изогнулись в намеке на улыбку. Снова зазвучал кошачий голос; Мэб лишь склонила голову набок.

— Я хочу, чтобы ты оказал мне услугу. Одолжение.

Я нахмурился и попытался получше разглядеть кошачью фигуру за ее спиной.

— Уж не Грималкин ли это за вами?

Глаза кошкоподобной твари вспыхнули.

— Разумеется, — подтвердил Грималкин. — Слуга за моей спиной носит это имя.

Я зажмурился; от замешательства у меня даже страху поубавилось.

— Слуга за твоей спиной? Я никого за тобой не вижу, Грималкин.

Мэб раздраженно сжала губы. Когда Грималкин заговорил, в голосе его звучало то же раздражение.

— Слуга просто служит сейчас моим голосом, чародей. Не более того.

— А, — кивнул я, переводя взгляд с одной на другого, и любопытство, воспользовавшись тем, что страх находится в замешательстве, взяло над ним верх. Руки, во всяком случае, перестали трястись. — С чего это, интересно, повелительнице воздуха и темноты потребовался переводчик?

Мэб чуть вздернула свой царственный подбородок, и губы ее снова изогнулись в легкой улыбке.

— Ты и так у меня в долгу, — произнес за нее жуткий суррогатный голос. — И если ты желаешь ответа на свой вопрос, это тоже будет тебе что-то стоить. Я не верю в благотворительность.

— Надо же, потрясение какое, — буркнул я. Похоже, на органах, ответственных за способность шутить, страх никак не сказался. — Мне кажется, ты не поняла смысл вопроса. Зачем нужен переводчик Мэб? Она же бессмертна, полубог.

Мэб открыла рот.

— А-а, понимаю, — произнес Грималкин. — Ты сомневаешься в том, что это действительно я, — Мэб откинула голову назад, открыла рот, и ее слуга испустил негромкий, зловещий смешок. — В точности так, как при нашей первой встрече.